Утренний Всадник

Вдоль стен, увешанных ткаными и вышитыми коврами, сидели на лавках несколько женщин. В глаза Смеяне сразу бросилась молодая стройная девушка – ее невозможно было не заметить. Грач не обманул, рассказывая о ее необычной, ни на чью не похожей красоте. Отроки рассказывали, что глиногорская княжна носит прозвание Золотая Лебедь – и теперь Смеяна знала, что в этом прозвании не было ни капли лести. Ее волосы оказались золотисто-рыжеватыми – светлее, чем у Смеяны, с более мягким и чистым блеском. А глаза были точно такого же оттенка, что и волосы, – Смеяна не поверила бы, что так бывает, если бы не увидела сама. Лицо Дарованы, румяное, без веснушек, с ровными мягкими чертами показалось ей очень красивым и чуть-чуть печальным. И Смеяна удивилась: о чем может грустить такая красавица?

При виде Светловоя Дарована встала, и Смеяна тут же заметила, что та не выше ее ростом, но гораздо стройнее. Вместо обычной девичьей вздевалки на княжне было платье из мягкого красновато-коричневого шелка, расшитое по оплечью янтарными бусинами, искусно подобранными по цвету от прозрачно-желтого до темно-коричневого, почти черного, и ничто другое не могло бы лучше подойти к ее облику. На руках княжны блестели браслеты из кусочков огненного янтаря, оплетенных тонкой золотой сеткой. Не верилось, что такую красоту сотворили человеческие руки.

В сердце Смеяны вспыхнула зависть – редкий, чуть ли не впервые явившийся гость. Княжна Дарована тоже была рыжей, но это не мешало ей быть прекрасной, как Солнецева сестра. Она так хороша, так знатна, и отец любит ее больше жизни – стоило только поймать нежный и тревожный взгляд удрученного князя Скородума, устремленный на дочь, чтобы убедиться в этом. И в придачу Дарована станет женой не кого-нибудь, а Светловоя! Лучшего жениха на всем свете! Если бы Мать Макошь предложила Смеяне занять место Дарованы, она не пожалела бы ничего за такое счастье. Оказывается, и независтливый нрав остается таким лишь до тех пор, пока не встретится нечто, по-настоящему достойное зависти.

Смеяна бросила взгляд на Светловоя: что он?

А он – ничего. Приняв чашу из рук Дарованы, он поклонился, поблагодарил. И хоть бы что-нибудь еще сказал! Нет, лицо Светловоя оставалось таким же спокойным и задумчивым, как было по дороге сюда. Так же он мог бы смотреть на воротный столб. «Ослеп он, что ли? – в настоящем негодовании подумала Смеяна. – Такой подарок ему от Макоши, а он что?»

Но княжну Даровану, как видно, не удивляло равнодушие жениха. Она бросила на него лишь один взгляд, а потом посмотрела на отца, как будто хотела сказать ему: «Вот видишь? Что я тебе говорила?» И Скородум пожал плечами: «А что я могу сделать?»

– Княжич Светловой утомился с дороги, – поспешно сказал Кремень, стараясь подправить эту странную встречу жениха и невесты. – Ему отдохнуть надо. А там все вместе и старый год проводим. Прости его, княже.

Дарована вздохнула с облегчением, а князь Скородум как будто ожил и заторопился.

– Да, соколик, ехал-то ты далеко, да еще полюдье… – забормотал он, словно сам был рад скорее спровадить будущего зятя отдыхать. – Что за разговор теперь? Вот отдохнете, и в баню опять же… Топили с утра…

Княжна Дарована молча поклонилась и вышла из гридницы. Кроме нескольких слов приветствия, от нее больше ничего не услышали. Светловой поклонился ей вслед и хотел идти, но князь Скородум вдруг взял его за плечо. Кончик его носа подрагивал, лицо выражало странную смесь жалости и суровости. В другое время Смеяна повеселилась бы, но сейчас не могла, всем сердцем ощущая, что душевная боль этого смешного человека не меньше, чем ее собственная.

Князь смолятичей не умел и не хотел тратить время на вежливые и пустые речи, особенно сейчас, когда дело касалось самого для него дорогого.

– Послушай, свет мой! – начал Скородум, глядя в глаза Светловою доверчиво и требовательно разом. – Я раньше никогда не видел тебя, а ты не видел ни меня, ни моей дочери. Я не так глуп, как выгляжу, и знаю, что этого сватовства желал твой отец, а не ты.

– Он грозил, что посватается сам, – поспешно сказал Светловой. – Моя мать… Я не мог допустить, чтобы отец отослал ее, а он…

Скородум внушал ему доверие, на его прямоту хотелось отвечать искренней прямотой, и Светловою уже было стыдно, что он приехал за невестой, не питая к ней любви и даже рассудком не желая этого брака.

– Да, да, мой мальчик, это хорошо. Это делает тебе честь! – сказал Скородум, будто заранее знал все обстоятельства, и у Светловоя потеплело на сердце: похвалой этого человека можно гордиться, потому что Скородум всегда говорит только то, что думает, и безошибочно отличает достойное от недостойного. – Мне жаль говорить об этом, но твой отец… не сказал тебе всей правды. Он уже просил у меня мою дочь для себя. Но я ему отказал. Моя Дарована слишком молода для такого мужа, да и не такой он человек, чтобы сделать ее счастливой. И тогда он стал сватать ее за тебя. У него не было другого выхода.