Утренние прогулки

— Вот перед нами поле турнепса, все в сорняках, — сказал пионервожатый, когда мы пришли. — Сорняки выполоть, турнепс оставить. Одна гряда на двоих.

Мы стояли в начале поля, а конец гряды был далеко.

— Это все сегодня надо сделать? — спросил Евдокимов удивленным голосом.

— Да, сегодня. Разбирайтесь по парам и выбирайте себе гряды.

— Давай эту возьмем, — сказала мне Света.

И мы выбрали себе гряду. А рядом с нами выбрали Евдокимов с Корниловым.

Солнце грело жарко, вокруг летали шмели, садились на плечи и больно кусали.

Все работали сначала медленно. И мы со Светой тоже еле продвигались.

А потом я представил, что как будто идет война. И турнепс — это наши войска, засевшие в крепостях. А к ним со всех сторон подступают враги. Наши обороняются, но врагов страшное множество. И только мы можем спасти наших.

— Ребята! Наши окружены в крепостях сорняками! — закричал я. — В атаку! Спасай наши войска! — И стал быстрей вырывать сорняки и отбрасывать их в сторону. — Ура! Первая крепость спасена! — кричал я.

И все тоже стали освобождать крепости от окружающих вражеских войск.

— Вперед! Догоняй отступающего врага! — кричал Евдокимов.

Мы пололи со Светой нашу гряду, с одной стороны — она, с другой — я. Иногда она отставала, и тогда я перебегал на ее сторону и помогал ей.

— Враг отступает, не дадим ему скрыться! — кричал Корнилов. — Бей его!

Я оглянулся на начало поля и увидел, что оно уже очень далеко: к нам идет красивая чистая земля, и на ней ровными линиями выстроились наши войска — турнепс. А до конца осталось чуть-чуть.

— Победа рядом! — закричал я и снова бросился на сорняки.

Мы со Светой и Евдокимов с Корниловым первые освободили турнепс от вражеских войск.

— Идем на помощь! — крикнул я, и мы бросились к другим грядам, где еще некоторые наши крепости были окружены.

Когда пионервожатый привел бригадира в черном пиджаке и черной кепке, мы уже победили всюду.

Бригадир не поверил сначала, что мы справились так быстро.

— Может, с вами вместе еще какая бригада работала? — спрашивал он.

А пионервожатый только смеялся в ответ.

Потом мы выстроились, и бригадир от лица дирекции совхоза объявил нам благодарность.

Мы шли назад, и Света вдруг сказала мне:

— Я смотрела весной фильм про гражданскую войну, там был молодой комиссар, он очень на тебя похож.

— Почему похож? — удивился я, хоть мне и было приятно слышать такие слова.

— Правда. Если бы ты жил в гражданскую войну, ты бы, наверно, тоже был таким.

Но в эту минуту я опять вспомнил про открытку Бабенкова и уже не хотел радоваться.

А после полдника я увидел маму.

Она шла вместе с начальником к нашей даче. Я даже не поверил сначала.

Но мама шла и смеялась, а начальник рассказывал ей о чем-то и тоже улыбался.

— Ты что же навстречу не бежишь? — сказал мне начальник. — Ты когда-нибудь видел таких загорелых людей? Или свою маму не узнаешь?

— А я за тобой, — сказала мама.

— Конечно, нехорошо это — забирать детей за день до конца смены, не положено. — И начальник вздохнул. — Но в порядке исключения…

— И не похудел! — удивлялась мама. — А я думала — отощаешь.

— У нас питание превосходное, за питанием я слежу пристально, — отвечал начальник. — Что поделаешь, собирай свои вещи, раз за тобой приехали, — сказал он мне и снова повернулся к маме. — Может, передумаете, оставите его нам?

— Нет, — сказала мама и засмеялась. — Он мой сын. И я очень по нему соскучилась.

Глава четвертая

Если долго не живешь дома, то, когда возвращаешься, все кажется другим, не похожим на то, как помнил.

Рядом с нашим домом я вдруг увидел дом, у которого кирпичами на стене был выложен василек. Всю жизнь ходил мимо и не замечал. Ведь василек конечно и раньше был, если этот дом стоит давным-давно. Не перекладывали же строители стену, пока я ездил в лагерь.

Даже наша квартира показалась мне сначала немного другой. И диван в моей комнате как будто был раньше длиннее.

Вечером мы с мамой пошли в магазин.

Мы шли молча, потому что я все хотел спросить о папе и не мог начать.

Потом я увидел мать Бабенкова. Она тоже увидела нас, замахала руками, чтоб мы подождали ее, и даже побежала — так захотелось ей нас догнать.

— Вернулись уже? — спросила она, хотя тут и спрашивать нечего: раз она видит нас в городе — значит, вернулись.

— Да, — сказала мама и свернула налево к дальнему магазину, хотя мы собирались в другой — в ближний.

— И мне с вами по пути, — проговорила Бабенкова и снова пошла рядом с нами. — А мой болван в деревне у сестры, — сказала она про Бабенкова, — они там хорошо живут, в деревне теперь лучше, чем в городе.

— Да-да, конечно лучше, — ответила мама. — Знаешь, я деньги забыла, — сказала она мне, — пошли-ка назад.

— Как же вы забыли? — спросила Бабенкова. — Вон в сетке у вас кошелек. Совсем от несчастья голову потеряли.

Она так сказала — и мне стало страшно и захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться.

— Кошелек пустой, — сказала мама, и мы пошли назад, к дому.

Но Бабенкова тоже повернула вместе с нами и тоже пошла назад.

— Чудные, да вы хоть раскройте кошелек-то, проверьте — может, там деньги.

— Нет, я точно знаю, что оставила их в комнате.