Утка в яблоках

Однажды я опоздала на работу: пришла не в шесть часов утра, а около восьми. За прогул могли даже судить. Я к начальнику участка Чепелю.

- Извините, я проспала...

- Иди, досыпай!

Со слезами выскочила из кабинета. Хорошо слесари заступились:

- Николай Николаевич, она живет на чужой квартире, с вечерней школы приходит ночью, пока поужинает... Тем более, это впервые.

Я за дверью стою, сквозь рёв прислушиваюсь.

- Яковлева, зайди!

Простил...

Но сложно было не только вставать на работу вовремя.

Если высота лавы, или иначе самого угольного пласта, небольшая, то сланцевать, очищать лаву от оставшегося угля, подтаскивать затяжки, чтоб крепить кровлю, приходится ползком, лёжа.

Бывало, развалишься себе, как барыня...

Пожалуй, шахтёр - вторая женская профессия, которая позволяла зарабатывать деньги лёжа. Но она не является древней. Это уже завоевание Советской власти.

Всё. Смена закончилась. Теперь еще как-то нужно самой добраться до клети, подняться на-гора, принять душ, сдать лампы на проверку, а аккумулятор на подзарядку.

Устала. Сейчас бы на квартиру, поужинать и отдохнуть, а тут школа. Поесть спокойно некогда. Обходилась кружкой холодной воды (чай мы в Сибири не пили) и уже на ходу куском хлеба с копчёной колбасой. (Обеспечение рабочих питанием теперь заметно улучшилось).

Вспоминая о работе в шахте, нельзя не упомянуть о постоянном гнетущем ощущении: на тебя беспрерывно давит тяжелый, чёрный каменный свод. На голову, на грудь, на глаза. Спирает дыхание...

Чувствуешь себя совсем маленькой и беспомощной...

Да ещё на основном штреке ветродуй.

К этому не скоро, но привыкаешь.

Трудно молодой девчонке преодолеть страх постоянной смертельной опасности.

Завалы.

Сколько людских жизней смолкло под предательски обвалившимся пластом...

Если бы все погибшие разом ожили - земля бы зашевелилась в тех местах...

Зачем выдумывать ад? Спуститесь в шахту.

В мирной жизни обычные люди там, на поверхности, разве могут себе представить такое?!...

Рискуют жизнью все рабочие, но особенно посадчики лавы.

Уголь весь отгружен, пласт закончился. Осталось только ловко сбить деревянные опоры, которые до недавнего времени поддерживали земной небосвод, - и "всего делов". Смельчаки, особый отряд, должны топором с одного удара выбить столб и бежать ко второму, третьему - в сторону выхода, наблюдая, как пространство, которое ты только что занимал, перестало существовать, проглоченное обвалившейся землёй.

Не всегда и не все успевают вырваться из этой преисподней.

Иногда грунт, как своенравный разбуженный гигант, оползает не только там, где сбиты столбы, но и слева, справа.

Везде...

Везде, и даже там, куда ещё только должны следовать посадчики, пробираясь к выходу. И вот тогда неподъёмная, чёрная бездна навеки поглощает и воздух, и свет, и жизнь, превращаясь в могилу.

Посадчикам лавы перед началом работы давали для смелости спирт.

Считалось дурным тоном задумываться о фактической стоимости такого угля.

Людей в стране хватало.

Спирта тоже.

Конечно, кому не нравилось, могли, не дожидаясь пенсии, добровольно бросить всё, уволиться с работы и покинуть подземку, но... для этого нужно было быть беременной девушкой...

Других вариантов не существовало.

Наступила пора сдачи государственных экзаменов в школе. А тут Чепель сообщает мне: вышел указ, разрешающий увольняться квалифицированным рабочим из шахты на учебу в высшие учебные заведения.

Господи! Учиться на филолога - моя сокровенная мечта.

Чтоб папа дал мне добро оставить работу, я пригласила его к себе в Осинники в гости. Купила бутылочку, угостила хорошо и получила-таки желаемое.

На вступительных экзаменах в институт сдала все на "хорошо", а географию на "отлично" - попались "угольные разрезы". Члены приёмной комиссии многое сами впервые узнали от меня.

Шахтёрская пыль глубоко и надолго впиталась в кожу рук. А веки - как тушью подведены. Я полностью, пожалуй, только ко второму курсу отмылась.

Лето пятьдесят третьего года.

Я, как и мечтала, - студентка педагогического института. Второй курс позади.

Тогда, счастливая, я не могла себе даже представить, что сразу по достижении шестнадцати лет меня поставили на особый тайный учёт.

Наверное, весь период учёбы в институте мне не доверяли. За мной следили и доносили. Наушничали. Зачем? Мы настолько были преданы товарищу Сталину, что его смерть все восприняли как страшное, невосполнимое, личное горе. Личную потерю.

Да он был строгий, но как по-другому?

Сталин для всех не хороший или плохой.

Он - ЕДИНСТВЕННЫЙ!

Выбора просто не существовало!!!

Люди слепо готовы были идти по следам его копыт на любые сомнительные дела.

А все дела, на которые он вёл, становились правыми.

Он заменял собой царя, он заменял Бога, он был многим вместо отца.

По одной простой причине: заблаговременно царя, Бога и во многих семьях отца - он уничтожил.

Ну а дальше, пользуясь словами махровой антисоветской книги:

...и стал Таракан победителем,

И лесов и полей повелителем.

Покорилися звери усатому...