Утка с яблоками (сборник)

– С ней столько работы всегда было, – будто оправдываясь, начала объяснять Лена сидящей в кресле Лизе. – Она первый раз пришла в августе и спросила, сколько будет стоить укладка. Сказала, что только из больницы, рука не поднимается. Я подумала – перелом был. А у нее на голове прическа, как у учительницы из «Республики ШКИД». Сейчас таких и не носит никто. Я посмотрела, прикинула. Начесать да закрепить шпильками шишку на макушке. Сказала: триста. Она согласилась, а я потом раскаивалась, что так мало запросила. Расчесывать пришлось минут пятнадцать: волосы густющие и начес свалявшийся… Голову ее шампунем помыла – нашим не захотела. Она еще с собой маску для волос принесла – опять время. Затем попросила кончики волос смазать специальным маслом, чтобы не секлись, его тоже с собой притащила. Я собираюсь сушить – а она просит: «Завейте на бигуди, а то держаться не будет, я надеюсь с этой прической неделю проходить». Спрашиваю: а как спать-то будете? «Валик под шею подложу», – отвечает. Накрутила я ее, высушила, начесала жутким образом, уложила с ее подсказками – я таких стогов на голове сроду не делала! Лаком капитально залила. Провозилась в первый раз чуть не четыре часа – за триста рублей! Потом руку набила, быстрее стало получаться.

– Да уж, причесочка у нее была! – подтвердила Лиза.

– И, главное, неудобно больше денег просить, вроде как я цену уже сказала. И к тому же, человек больной. Мы уж ждали, скорее бы у нее рука начала действовать.

– Я за два с половиной часа управлялась, когда она ко мне попадала, – вставила Нина.

– Ты ловчее, – отозвалась Лена, все еще не вернувшаяся к работе.

– Просто ты болтаешь больше.

Поймав намекающий взгляд коллеги, Лена вновь взялась за расческу.

– А что с комнатой? Я не понимаю, у нее что, лишняя была? А муж-то ее и сын?

– Какой муж? Какой сын? – выпучила глаза Лиза. – Нет у нее никого, и не было никогда, одна, как перст! В хосписе умерла, двадцать девятого декабря забрали, а первого числа и… все. Рак.

– Да ты что? – выронила расческу Лена и даже не наклонилась за ней. Она стояла ошарашенная, глаза заволокло слезами.

– Пошли перекурим, девчонки, – выдохнула она через несколько секунд. – У меня просто в голове не укладывается. Как же так?

Лиза, уже с накрученной макушкой, с готовностью поднялась с кресла и двинулась за мастерами в их каптерку, перекурить и рассказать подробности.

Танечка Болотова росла девочкой наивной и восторженной, будто не от мира сего. И выглядела соответственно, на ровесниц совсем не походила. Широко распахнутые голубые наивные глазищи, две строгих косы – такой она была в школе. Девчонки красились, на свидания бегали, кое-кто уже целовался, а она все сидела над книжками, мечтала о чудесном принце. В их поселке принцев не наблюдалось, а Таня не торопилась отдать свое сердце кому попало. Бабушка эту разборчивость одобряла.

«Ты вначале выучись, – наставляла она, – профессию получи. На себя надеяться надо. Муж – он сегодня есть, а завтра – фьюить, и улетел. Вот как дед твой – чтоб ему икнулось там, где он шляется».

Тридцать лет бабушка жила без мужа, а последние четыре года одна воспитывала внучку. Танины родители погибли в страшной аварии в небе над Днепродзержинском. Возможно, горе отдалило ее от подруг – тринадцатилетние не готовы разделять чужую скорбь. А может виной тому была излишне романтическая склонность девушки к фантазиям. Потому что едва Таня оставалась наедине с собой, как тут же появлялся и ОН – широкоплечий, русоволосый, улыбчивый и надежный. Любимый. Единственный.

Знать бы, где найти такого…

ОН нашелся сам. В Ленинградском химико-технологическом, куда она поехала учиться после школы. Он заметил Таню возле расписания, которое вчерашняя абитуриентка переписывала в свой блокнот.

– Вот так коса! – раздалось за ее плечом. – Я думал, таких уже не бывает.

Таня обернулась, взглянула и замерла, узнав ЕГО.

– Я на третьем курсе учусь, меня Алексеем зовут, а тебя? – улыбнулся сероглазый парень.

– Таня, – пролепетала она, не сводя с него восхищенных глаз.

Ленинградец Леша стал опекать первокурсницу из глубинки. Вначале это казалось всего лишь опекой. Он знакомил Таню с городом, водил по музеям, иногда приглашал в кино. Мартовские ручьи пробороздили подтаявший под весенним солнцем снег, когда он впервые поцеловал ее. Она давно ждала этого поцелуя, но была благодарна, что он не поторопился – значит, это настоящее, навсегда.

Они оба чувствовали, что навсегда. И Ольга Валентиновна, Лешина мама, так думала. Да что там мама! У любого, кто глядел на эту пару, теплело на сердце.

Со свадьбой не торопились и с близостью тоже. Так решил Леша. Ведь его Танюшка особенная, немного не от мира сего. Сама Таня о таких вещах не думала. Свадьба, которую они наметили через два года, после того, как Леша окончит институт и станет зарабатывать, представлялась ей началом новой эры, фантастически счастливой.