Утес чайки

Она вульгарна, теперь это окончательно ясно. Мэнди – моя ошибка. Остальным можно было позволить разгуливать по камере свободно, они были слишком напуганы, но Мэнди… не исключаю, что она нападет на меня. Она слаба, ранена, а я не хочу рисковать. Конечно, она тоже напугана, только не показывает этого. Ее ярость сильнее страха.

– Мне нужно в туалет.

Вот уже несколько дней она пользуется ведром, которое я опорожняю и мою, что, конечно, считает унизительным для себя, но здесь я ничем не могу ей помочь.

– Чуть позже я принесу ведро.

На какое-то мгновение мне кажется, что она вот-вот вырвет кольцо из стены.

– Мне не нужно твое ведро! – Мэнди дергает за цепь и кричит.

– Попробуй все-таки прислушаться к тому, что я говорю, – советую я, когда она в изнеможении падает на стену. – У нас с тобой просто нет другого выхода.

Она сверкает на меня глазами:

– Мне плевать.

Тут я впервые слышу в ее голосе что-то вроде страха. До нее доходит, насколько все серьезно. А для меня остается загадкой, почему она не поняла этого сразу. Как видно, надеялась, что это шутка и все разрешится само собой.

– До завтра, – говорю я.

Обычно я провожу с ними больше времени, но общение с Мэнди невыносимо. Может, что-то изменится, но, честно говоря, я не особенно надеюсь. Это ошибка. Очередная, потому что и те, кто был до нее, тоже в конечном итоге оказались ошибками. Даже если поначалу с ними это было не так очевидно, как с Мэнди.

И все-таки с ней хуже, потому что Мэнди подходит мне меньше остальных. Слишком вульгарна, примитивна, необразованна. Даже если она когда-нибудь перестанет меня оскорблять, сомневаюсь, что у нас получится приятно побеседовать. Все они, рано или поздно, на меня восставали. Просто уму непостижимо, почему у меня никак не получается убедить их в искренности моих намерений! Я ведь забочусь о них и не желаю ничего другого, кроме как нашего совместного счастья.

Я подталкиваю Мэнди сумочку со свежими бинтами и большим тюбиком охлаждающего геля.

– Вот. Побалуй себя.

– Засунь его себе в задницу! – кричит она.

Я пожимаю плечами. Разумеется, она воспользуется и бинтами, и гелем. Равно как и отхожим ведром, и водой для мытья. С этим, как с едой и питьем, инстинкт выживания всегда побеждает.

Ни слова не говоря, я покидаю дом, предварительно убедившись, что маленький обогреватель в углу все еще работает и топлива хватит еще по меньшей мере на двадцать четыре часа. Не жарко, конечно, но вполне терпимо. Если отопление выйдет из строя, Мэнди будет совсем некомфортно. По ночам температура падает почти до нуля. Довольно нетипично для прибрежной зоны. Судя по всему, нам предстоит суровая зима.

Меня расстраивает, что Мэнди совсем не ценит мою заботу – то, что я думаю об отоплении в ее комнате и проезжаю каждый день по многу километров, чтобы доставить ей еду, питье и просто посмотреть, всё ли с ней в порядке. Может, стоит напомнить, что это далеко не само собой разумеющиеся вещи?

Когда другие доходили до того, что только выли и просились домой, мне ничего не оставалось, как только перестать их навещать, ездить куда-то, тратить деньги на еду и питье. Чего я совершенно не выношу, так это неблагодарности. И, мне кажется, пройдет не так много времени, прежде чем я достигну этой точки с Мэнди.

Крики ярости преследуют меня до самой машины. По дороге домой я думаю, стоит ли спускаться в подвал. Может быть. А может, и нет…

Пятница, 10 ноября

1

С Амели Голдсби день на день не приходился. Этот был один из худших.

Хелен Беннет проявляла чудеса терпения. Помимо того, что Амели ей нравилась, сержант понимала, сколько девушке пришлось пережить. И все-таки, волей-неволей, и она иногда задавалась вопросом, не было ли молчание Амели следствием сознательно принятого решения.

У них был прорыв, когда Амели рассказала подробности бегства в машине. Но с тех пор не удалось продвинуться ни на шаг. Между тем время поджимало. Хелен ежедневно общалась с инспектором Калебом Хейлом и знала, как боится он и остальные члены команды, что в ближайшее время исчезнет еще одна девушка.

– Она должна заговорить, – сказал Хейл вчера по телефону. – Черт возьми, ей просто не остается ничего другого.

Его отчаяние ясно говорило о том, что у старшего инспектора больше ничего не было. Абсолютно ничего, он безнадежно топтался на месте.

Они сидели в ее мансардной комнате – Амели на подоконнике, Хелен в кресле, с чашкой чая в руках. Амели выглядела бледней обычного. Неудивительно, ведь она вот уже три недели не выходит на свежий воздух… На предложения Хелен прогуляться вдоль моря каждый раз отвечала отказом:

– Нет желания.

В то утро у Амели в глазах стояли слезы. Хелен спросила, что случилось.

– Ничего, – ответила девочка. – Что могло случиться? Я не могу вернуться в прежнюю жизнь. Иногда так бывает.

– Может, тебе было бы проще вернуться, если б ты знала, что твой обидчик сидит за решеткой?

Хелен рисковала, но ей не оставалось ничего другого.