Произошел этот сдвиг во время гуситских войн, в начале XV века. А сто лет спустя Крестьянская война в Германии, участники которой активно использовали и развивали опыт гуситов, окончательно поставила точку в истории европейской рыцарской конницы. На смену ей пришли отряды наемной тяжелой кавалерии — рейтар. (Название, кстати, происходит от того же немецкого риттер-всадник, но в излишнем благородстве наемная конница не замечена…) И стали рейтары хоть и важным, но не главным и основным видом вооруженных сил…
Опорный стержень феодальной системы — когда рыцари-дворяне получали от владыки землю, составляя за это его непобедимое, закованное в сталь войско — был сломан. Настало время наемных армий, и главную скрипку играли уже те, у кого было больше свободной наличности… А рыцари, вслед за позициями в военном деле, стали терять и политическое, и экономическое могущество…
Стоит заметить, что люди античности выглядят более гибкими и сообразительными в борьбе с военными новшествами, чем жители Европы Темных веков, несколько столетий доходившие до принципов успешной противорыцарской обороны. Древнеримские историки сообщают, что легионеры весьма быстро нашли способы борьбы с боевыми слонами Пирра и Ганнибала, по мощи таранного удара уж всяко не уступающими латной коннице.
Хотя историкам, известное дело, верить можно только с большой оглядкой, знаем мы, кто и как исторические хроники пишет… Может, хваленые легионеры до ворот Рима без оглядки драпали, а вражеские слоны сами передохли, от смены климата и непривычной пищи…
Однако пора вернуться к нашей главной героине — шпаге. Мы расстались с ней, когда она влачила довольно жалкое существование в покоях феодальных замков в качестве декоративного и церемониального оружия.
Снова востребовали шпагу в качестве лишающего жизни орудия вот по какому поводу:
Чем больше поражений терпела рыцарская конница на поле боя, тем сильнее развивались и становились все изощренней разнообразные кодексы и своды поведения. Обычное дело — любая загнивающая система обрастает все большим числом формализованных ритуалов. Запутанные и зачастую противоречивые нормы рыцарского поведения все чаще и чаще вызывали всевозможные коллизии. А как те конфликты разрешались, известно, — поединками.
И не говорите, что поединки зачастую велись турнирным, не слишком смертоносным оружием или по принципу «до первой крови». Когда, извините, здоровенный фламберг или тяжеленная секира прорубают наконец чужой доспех, тут первая кровь легко бывает и последней — хирурги отдыхали, а гробовщики наживались. А насчет безобидности турнирного оружия… О чем тут спорить, если им даже королей порой на турнирах убивали, а уж простых рыцарей и не счесть. Да просто с лету грохнуться всаднику во всем его железе, выбитому из седла на ристалище — если даже повезло и не свернул шею, все равно пара-тройка переломов обеспечена, из строя выйдет надолго.
Ну и само собой, поединки «до смерти» за особо крупные обиды. Тут и говорить не о чем. В общем, все больше и больше бойцов гибло и выходило из строя в этих стычках; обычай, задуманный явно для повышения боевого духа и агрессивности, а также для совершенствования техники боя — приводил теперь к результатом прямо противоположным, впустую пережигая силы лучших бойцов.
Запретить эти развлечения европейские монархи еще пока не могли, как и многие другие вольности и привилегии заносчивых феодалов. И исподволь стали формировать новую традицию — использовать в междусобойных разборках не полный комплект смертоносного рыцарского вооружения, а шпагу — легкую, игрушечно смотревшуюся на фоне двуручников и булав. Идея проста — убить этим колющим изобретением Нерона довольно трудно; легкая рана в бедро или предплечье — долг чести смыт кровью, а пострадавший боец через две-три недели снова в строю, может погибнуть с гораздо большей пользой на поле брани за веру, короля и отечество.
Полезная традиция закрепилась. Традиции и обычаи вообще возникают порой стихийно, но их становление и укрепление на самотек власть имущими никогда не пускается — если нововведение вредит их интересам, выкорчевывают его быстро и безжалостно, зачастую вместе с носителями.
И шпага, бывшая до этого просто стилизованным придворным мечом (т. е. с полагающейся обоюдоострой заточкой), снова вернулась к исконному древнеримскому виду, к вертелу императора Нерона; чтоб не путаться, обозвали это исключительно колющее орудие рапирой. Ничуть, кстати не стесняясь кухонного происхождения — рашпер суть тот же вертел…