Ушкуйник. Бить врага в его логове!

Насколько Михаил понял, татей двое. Как бы одного отвлечь, к себе позвать? Если сразу двое нападут, да еще и с оружием, тяжело отбиться будет. Кистень – не сабля и не топор боевой. Но все-таки попробовать надо.

Михаил стащил с себя кафтан, подполз к пологу и заглянул в щель. В десяти аршинах от землянки сидели на корточках оба татя, перед ними – костерок с висящим над ним котлом. Небо слева едва заметно светлело. Знать, до рассвета недалеко.

Один из татей помешивал ложкой в котелке, второй клевал носом. На рассвете больше всего спать хочется, это Мишка по себе знал.

– Делаем так, – шепнул в ухо Тихону Мишаня. – Тихонько выползаем и – к костру. Там их двое всего. Один носом клюет. Я ударю его кистенем, а ты бросишь во второго мой кафтан – он от неожиданности рукой прикрыться попытается. Так оружие хватай, какое увидишь – топор там или дубинку – и бей. Ведь должно же у них оружие быть, коли они разбойники.

– А может, попробуем выползти и – в сторону, так и уйдем?

– Не получится. Морозец легкий, снежок лежит. Любая ветка под ногами хрустнет – и мы раскрыты. А на снегу следы хорошо видны, догонят быстро.

– Боюсь я!

– Рассветет вскорости, лодья придет, – напомнил Михаил. – Вдохни глубоко, и выползаем. Сразу не вскакивай, не ори и не топочи. Как можно ближе подползти надо. Между землянкой и разбойниками – костер, потому они нас сразу не увидят. Надо решиться, хоть и страшно. Или сейчас, или никогда!

Михаил приподнял полог и выскользнул ящерицей из землянки. За ним – Тихон, в руках – кафтан Мишанин. Поползли оба: Мишаня впереди, Тихон – чуть левее и приотстав.

Все ближе костер… Уже три аршина осталось, как один из татей почувствовал что-то, насторожился, голову от котелка поднял.

Мишаня приподнялся, а потом, как пружиной подброшенный, вскочил, прыгнул вперед и со всей силы влепил грузик кистеня в лицо разбойнику, вложив в бросок всю свою силу, всю ярость.

Разбойник упал на спину, раскинув руки. Добивать – если он жив остался – было некогда.

Второй тать от шума проснулся, приподниматься начал, хлопая ничего не понимающими глазами. А в голову ему уже кистень летел. Да незадача вышла – не рассчитал Мишаня дистанции, коротковат оказался тонкий кожаный ремешок. Ударился он о голову татя слегка и тут же назад отскочил. Но в это время Тихон кафтан Мишанин татю в лицо бросил. Слегка оглушенный тать руки перед собой поднял и с перепугу заорал.

Краем глаза Мишаня справа от себя блеск заметил. Голову повернул – топор, обычный, плотницкий. Только схватил его, только разогнулся, а мужик уже на него летит в прыжке. И времени ни уклониться, ни ударить в ответ у Мишани нет.

Тать всем телом в Мишаню ударил. Упали оба – мужик сверху.

От удара спиной о землю у Мишани дыхание перехватило, и он топор из руки выпустил. В это время разбойник схватил Мишаню за горло. От удара о землю Мишане и так дышать было нечем, а тут еще и мужик душит. И кистенем не ударишь – замаха нет.

В глазах у Михаила уже радужные пятна появились, как вдруг мужик хватку ослабил, а сам обмяк. Мишаня вдохнул воздух раз, другой и, зажав в кулаке грузик кистеня, ударил им татя в висок и столкнул его с себя. Приподнявшись, увидел, что рядом, держа дубинку в руке, стоит Тихон.

– Это… ты… его? – спросил Мишаня, едва переведя дух.

Однако Тихон, выронив из рук дубинку, весь затрясся.

– Ты чего?

– Я человека убил! – а сам чуть не плачет.

– Какой же это человек – разбойник он! Его место – на суку висеть, на веревке. Не ты на него напал, а он тебя в полон взял, в рабство продать хотел.

– Кровь теперь на мне, – заныл Тихон, – как же я теперь в монастырь?

– Отмолишь сей грех. Кончай сопли пускать, рассветет скоро. Уходить нам надо. Где мой кафтан?

Кинулись они искать его, а от кафтана одни обгорелые лохмотья остались. Тать его от себя в костер отбросил, он и сгорел.

Мишаня прикинул, кто из разбойников с ним телосложением схож. Оказалось – первый, что в котле ложкой мешал и которому Михаил кистенем в лицо попал. Он дернул за рукав все еще продолжавшего раскаиваться в убийстве разбойника Тихона:

– Помоги зипун с него стянуть!

– Никак не можно, я не разбойник!

– А до Хлынова я в одной рубахе пойду? – обозлился Михаил.

Вдвоем они стянули с разбойника зипун, и Мишаня надел его на себя. Пришелся он ему впору: сразу тепло стало, только пахло от зипуна противно. Он всмотрелся в того, с кого только что снял верхнюю одежду. Лицо у разбойника – кровавая каша, и он не дышит. Мишаня ко второму разбойнику подошел. На нем пояс Михайлов, с ножом. Перевернул Мишка его, чтобы пояс расстегнуть, а тот застонал. Не сдох, мразь!

– Добить надо гада!

– Ты что, нельзя – богомерзкое дело! Ведь сказано в Священном Писании – не убий!

– К нему это не относится. Ты лучше вот что – обойди вокруг землянки, отступя саженей двадцать. На снегу следы должны быть, как меня волокли. Найди их – по ним назад пойдем.

Тихон исправно пошел искать следы. Михаил же снял с татя свой пояс и подпоясался им. Неохота было руки марать, однако Митрофан учил его в свое время – не оставляй врага за спиной недобитым!