Урок анатомии. Пражская оргия

И наконец разглядел, что шофер не мужчина. Он потянул Натана за рукав, но Натан был не здесь. Там, где кончается все, он тоже кончился. Он даже столом и то перестал быть.

Рики раскрыла черный зонт и сопроводила обоих пассажиров к воротам кладбища. Такая работа, и она ее выполняла. С уважением. К кому бы то ни было.

– Я увидел косу, девичью косу, но как-то это не осознал, – завел беседу мистер Фрейтаг. – У меня в мыслях только горе.

– Ничего страшного, сэр.

– Молодая женщина. И с машиной такого размера. В такую-то погоду.

– Начинала я в еврейском похоронном бюро. Это была моя первая шоферская работа.

– Неужели? Но… что вы возили?

– Родственников усопших.

– Поразительно!

– Я часто говорила мужу, что наверняка у евреев есть какие-то экстрасенсорные способности – так быстро они узнают, когда кто-то из евреев умирает. Скорбящим нет конца, откуда только они не приезжают, чтобы утешать родственников. Я тогда впервые общалась с евреями. После этого я и стала относиться к ним с уважением.

Мистер Фрейтаг расплакался.

– У меня три обувные коробки карточек с соболезнованиями.

– Что же, – сказала Рики, – это говорит о том, как сильно ее любили.

– У вас есть дети, юная леди?

– Нет, сэр. Пока нет.

– Непременно, непременно заведите детей!

По заснеженной дорожке мужчины вошли на еврейское кладбище одни. Они встали рядом перед кучей свежей земли и надгробием с фамилией. Теперь он был в ярости.

– Но я не так хотел! Почему ничего не разровняли? Почему не утрамбовали? Оставили так, словно это куча мусора! Целых три недели прошло, вот и снег повалил, а они до сих пор не сделали как следует! Как такое может быть – я этого не понимаю. Вот я говорю, могила Джулии, но слова эти смысла не имеют! Посмотрите, как они все оставили! – Он вел Цукермана за руку от одного фамильного надгробия к другому. – Мой брат тут лежит, моя невестка, потом Джулия – и снег тут, словно куча мусора, – а я буду тут. А там, – сказал он, махнув рукой в сторону дымящей фабрики, – там дальше, в старой части, ее отец и мать, мой отец, моя мать, мои две прелестные юные сестры, одной было шестнадцать, умерла у меня на руках…

Они стояли перед надгробием с надписью “Пол Фрейтаг 1899–1970”.

– Пол, у тебя там что, карманы есть? Глупый мой брат. Сделал деньги на перчатках. Ни гроша не тратил. Всю жизнь покупал вчерашний хлеб. Думал только о деньгах. О деньгах и о своем шланге. Прошу прощенья, но так оно и было. Вечно на жене лежал. И как ей это, вообще не думал. Покоя бедняжке не давал, даже когда у нее рак в матке был. Маленький такой, с виду – хозяин кондитерской лавки. А она была просто куколка. И с чудесным характером. Умница к тому же. В карты играла великолепно, Тилли – она всех могла обыграть. Как мы веселились, все вчетвером. В 1965 году продал бизнес за сто тысяч долларов, а помещение еще за сто тысяч. Ему платили по три-четыре тысячи в год только за то, чтобы он присматривал за бухгалтерией. Но он этой замечательной женщине ни гроша не давал, чтобы она что-нибудь себе купила. Два года он болел, и за это время даже не купил себе пульт управления, чтобы не надо было вылезать из кровати и переключать каналы. Все копил, до самого конца. До конца. До конца, Пол. У тебя там карманы есть, скупой ты ублюдок? Нет его – всех их нет. А я стою на краю и жду, когда меня столкнут. Знаете, как я сейчас живу со смертью? Ложусь вечером спать и говорю: “А мне по хрену”. Вот тогда и уходит страх смерти – когда тебе по хрену.

Он потащил Натана обратно к комьям мерзлой земли, наваленным над его женой.