Урановый рудник

На привокзальной площади вдруг с ревом и металлическим клокотанием ожил автобус. Пронзительно заскрипели несмазанные петли, тяжело вздохнул пневматический привод дверей, изношенный движок взревел совсем уже нестерпимо, прямо как замученный несварением желудка медведь, потом звук сделался ровнее, тише и начал удаляться.

Сержант вздрогнул, выведенный из задумчивости этой какофонией, и неловко отстранил, почти оттолкнул руку с паспортом, подумав между делом, что сегодня с ним творится что-то неладное: сначала ни с того ни с сего привязался к человеку, потом затеял какой-то ненужный разговор, а теперь вот не знает, как этот разговор закончить, как отделаться от собеседника, который, кажется, видит его насквозь, словно он, сержант Баранов, целиком сделан из оконного стекла.

— Да не надо, — чуть ли не стеснительно произнес он, снизу вверх глядя на своего неправдоподобно огромного собеседника. — Все в порядке. Извините за беспокойство, служба.

— Да ты не парься, земляк, — сказал приезжий. — Я ведь местный, с Алтая. В молодости уехал в столицу счастья пытать. Не сиделось мне, дураку, на месте, простора хотелось… А простор-то настоящий — вот он!

Он обвел широким взмахом руки затянутый синеватой дымкой, всхолмленный лесистый горизонт:

— Вот она, воля!

«Ага, — подумал сержант Баранов, бросив оценивающий взгляд на его тощий, полупустой рюкзак. — Теперь ясно. Бизнес-то не выгорел!»

Последняя мысль была не лишена злорадства, однако, когда Баранов заговорил, голос его звучал сочувственно.

— А что, в столице не сложилось?

— Почему не сложилось? — приезжий пожал могучими плечами. — Все сложилось, земляк. Да только… Как бы тебе объяснить? Ну, неинтересно это мне! Душа не лежит, понимаешь? Сколько можно делать деньги? Делать деньги, говорить о деньгах, думать о них днем и ночью — как бы побольше срубить, да как бы от налогов увильнуть, да как бы партнер, сволочь, на бабки не кинул… Зачем это все? Кому это надо? Ведь больше, чем в желудок помещается, все равно не съешь, и десять костюмов сразу, одновременно на себя не напялишь. Понимаешь, о чем я тебе толкую?

С этими словами он вынул из кармана и протянул сержанту открытую пачку дорогих сигарет.

Изогнувшись вопросительным знаком, Баранов деликатно подцепил одну ногтями за краешек фильтра, выудил из пачки и с благодарным кивком сунул в зубы.

— Понимаю, — невнятно пробормотал он, погружая кончик сигареты в огонек поднесенной приезжим зажигалки.

— Ни черта ты, я вижу, не понимаешь, — сказал тот, чутко уловив прозвучавшие в голосе сержанта нотки сомнения. — Ты, землячок, как всякий по-настоящему счастливый человек, счастья своего не замечаешь и не ценишь. Ведь вокруг тебя не лесок подмосковный — тайга! Это ж святое место, святее просто не бывает. Оно душу лечит, от грязи, от скверны ее очищает… А там, — он небрежно махнул рукой с зажатой в ней тлеющей сигаретой на запад, в сторону Москвы, — там, браток, все они бесом одержимые. Не веришь? Ну, не верь, простая твоя душа. Видно, время твое еще не настало. Настанет — сам все поймешь, вспомнишь мои слова… Тебя как звать-то?

— Василием, — представился Баранов, довольный переменой темы. Разговор об одержимости бесом, святости и какой-то скверне снова заставил его насторожиться: уж не псих ли перед ним? Побормочет-побормочет про эту свою скверну, а потом, того и гляди, буянить начнет…

— А меня Егором, — протягивая Баранову широкую, как лопата, ладонь, сказал приезжий.

— Да я знаю, — напомнил сержант, пожимая приезжему руку. Рука была твердая, как доска, и сильная, как слесарные тиски. — Я же паспорт смотрел. Фамилия у вас такая… необычная.

— Чего же в ней необычного? — удивился приезжий.

— Ну как же! Концов… — сержант скабрезно ухмыльнулся и подмигнул. — Такая… с намеком, в общем. Концов! Бабы от нее млеть должны.

— Бабы? Ах, вон ты о чем! Так ведь, Вася, чтоб бабы млели, одной фамилии мало. Ей еще и соответствовать надо.

— Ну, у вас-то с этим проблем наверняка нет! — уверенно произнес Баранов.

Он чувствовал, что это прозвучало заискивающе, но ничего не мог с собой поделать: по непонятной ему самому причине он робел перед этим странным человеком и хотел ему понравиться, как будто тот был министром внутренних дел или богатым иностранцем.

— А у меня, Вася, проблем вообще нет, — с какой-то непонятной интонацией ответил Егор Концов и сделал огромную, в полсигареты, затяжку. — Какие были, все там, за Уралом, остались. Правда, одна маленькая проблемка все-таки есть, — добавил он совсем другим, полушутливым тоном. — Даже две. Может, поспособствуешь? Ты как-никак власть, да и знаешь тут наверняка каждую собаку…

— У нас каждую собаку знать — дело нехитрое, — сказал Варанов, удивляясь собственной покладистости. Приехал какой-то двухметровый оборванец с пустым рюкзаком, рассказал байку, угостил сигаретой, и вот, полюбуйтесь-ка: Вася Баранов, не последний, между прочим, человек в поселке, уже танцует перед ним на задних лапках, как какая-то шестерка. И главное, остановиться не может — хочет, а не может, будто под гипнозом… — Что за проблемы, Егор Леонидович?