Урановый рудник

Молодая трава мокро поблескивала от пролившегося ночью дождя, а в утреннем небе уже не осталось ни облачка: сделав свое дело, гроза перевалила через хребет Салаирского кряжа и, обессиленная, ушла на восток, опять оставив отца Михаила в одиночку гадать, с чем ему пришлось здесь столкнуться — с Божьей волей, происками сатаны, чьим-то злым умыслом или вовсе с каким-нибудь патологическим завихрением геомагнитных линий, с удручающей регулярностью притягивающим молнии к одному и тому же месту. Ведь подумать только: чтобы в течение одного несчастного года молния трижды ударила прямиком в церковь, спалив ее дотла! Да о таком, надо полагать, ни в каких анналах не сказано, потому что подобных случаев на памяти людской попросту не бывало…

Дело сильно осложнялось тем, что отцу Михаилу ни разу не привелось собственными глазами увидеть, как молния с небес ударяет в храм, настоятелем коего он служил. Если бы он хотя бы единожды стал очевидцем сего грозного явления, впору было бы всерьез задуматься о его причинах: то ли место и впрямь какое-то дьявольское, то ли Господу решительно ни к чему столь обремененный старыми грехами слуга, как отец Михаил. Однако же все три раза, в том числе и сегодняшней ночью, батюшка узнавал о причинах пожара только со слов своих прихожан, которые клялись и божились, что ясно видели, как во время ночной грозы молния с достойной лучшего применения точностью ударяла прямиком в фасад деревянной часовни, каковую в Сплавном за неимением лучшего все именовали церковью.

Воистину, тут было о чем задуматься. Не то чтобы отец Михаил так уж не доверял своей пастве, однако безгрешен один лишь Господь. Что же до его творений, малая толика коих составляла здешний приход, то в массе своей они испокон веков были не чужды лжи и криводушия. Тем более что паства отцу Михаилу досталась еще та…

Ну а если безоговорочно принять на веру версию о троекратном ударе молнии в одно и то же место, оставалось только признать, что в Сплавном творятся чудеса, причем чудеса недобрые.

Без особых усилий втаскивая по скользкому после ночного ливня косогору последнюю пару ведер, батюшка вдруг заметил, что он не один. По обе стороны огорода, облокотись на сосновые жерди изгороди, стояли люди — человек десять или около того. Они стояли молча, неподвижно и с ничего не выражающими лицами наблюдали за действиями отца Михаила. На какой-то краткий миг батюшка почувствовал себя довольно скверно, вдруг убоявшись собственной паствы. Зная о некоторых особенностях мировоззрения этих людей, можно было предположить, что они не просто глазеют издали, а сообща обдумывают некий план дальнейших действий, в котором отцу Михаилу будет отведена хоть и очень незавидная, но зато центральная роль.

Тряхнув всклокоченной после ночного приключения шевелюрой, батюшка прогнал наваждение. Все встало на свои места: никто ничего не замышлял, никто не желал приходскому священнику зла. Люди просто пришли к нему, чтобы понять, что им делать дальше, услышать от него слово ободрения и надежды или хотя бы убедиться, что батюшка в порядке и не потерял присутствия духа. В конце концов, куда еще им было идти после того, как только что отстроенная после предыдущего пожара церковь сгорела снова, уже третий раз подряд? У кого спрашивать совета, на кого надеяться?

— Ступайте по домам, православные, — сказал отец Михаил, остановившись на скрипучем крылечке бани и обернувшись лицом к людям, все так же молча и неподвижно стоявшим за оградой. — Ночь выдалась нелегкая, всем надо отдохнуть и привести себя в божеский вид. Благослови вас Господь, ступайте!

Некоторое время ничего не происходило, а потом люди начали молча расходиться — просто поворачивались и уходили вверх по косогору, скрываясь за углом дома. В этом безмолвном исходе отцу Михаилу снова почудилось что-то зловещее.

Проводив взглядом последнего из зевак, батюшка старательно отскоблил грязь с подошв о прибитый к крыльцу железный уголок и внес полные ведра в баню. Вода в ржавом железном баке уже нагрелась. Пара, понятно, еще не было, но отец Михаил сегодня не собирался париться — он просто хотел смыть пот и грязь.

Он опрокинул принесенные ведра в большую дубовую бочку, поплотнее прикрыл дверь на улицу, стянул с ног тяжелые сапоги и быстро, но без лишней суеты скинул одежду.

Первым делом отец Михаил вознамерился простирнуть подрясник, которому этой ночью крепко досталось, но, сосчитав горелые дыры, понял, что стирка отменяется. Стирать этот подрясник было все равно что пытаться выскоблить полы в сгоревшей дотла часовне. Порадовавшись тому, что полугодом ранее Господь надоумил его не выбрасывать старое облачение, батюшка скомкал пришедший в негодность подрясник своей могучей десницей и в сердцах зашвырнул в угол предбанника. В ответ на это импульсивное действие в углу загрохотал сбитый с гвоздя жестяной таз — рука у отца Михаила была тяжелая, да и ночные события расстроили его не на шутку.