Уральский Монстр

Конечно, можно обоснованно указать на страх «маленького человека» перед системой, напомнить о тогдашнем всевластии и произволе НКВД и сказать в оправдание, что Семён Перемышлин просто испугался быть обвинённым в преступлении, которого не совершал. Это разумная точка зрения, ведь пословица «Коготок увяз – всей птичке пропадать» родилась вовсе не на пустом месте! Но в данном случае речь идёт о спасении жизни беззащитного ребёнка, и мы видим полное самоустранение от происходящего, всякое отсутствие сострадания. От места, где лежала бедная Аля, до барака Перемышлина не менее 350 метров, и очень сомнительно, что он преодолел их бегом. Шёл обычным шагом, ну, возможно, чуть ускорился от волнения, заявился в свой барак и надумал сообщить о раненой девочке каким-то незнакомым людям, дабы те отправились ей на помощь. Только оцените эту ситуацию – человек самоустраняется от оказания помощи и посылает незнакомых ему парней куда-то в лес искать под сосной девочку. А после этого поступает ещё интереснее: видимо, хорошенько обдумав ситуацию, он принял решение вернуться и… прошёл те же самые 350 метров в обратном направлении. И далее Перемышлин находился возле девочки, непонятно, правда, для чего, поскольку помогать он ей не помогал. Заметьте, он не пошёл даже в школу №5, расположенную поблизости от того места, где была найдена Аля, чтобы попытаться оттуда позвонить в службу «скорой помощи». Перемышлин не побежал к дороге, чтобы встретить машину «скорой помощи» и даже не заявил о себе милиции; его нашли, можно сказать, против его желания. Перемышлин слонялся туда-сюда, смотрел по сторонам, давал окружающим умные советы, которые никто у него не спрашивал, но при этом сам ничего дельного не предпринимал.

Странное какое-то поведение. Честно говоря, подобные действия сильно напоминают ужимки опытного уголовника, который «разводит» и «подставляет» лохов вокруг, а сам внимательно следит за ситуацией и ждёт момента, когда можно будет из создавшейся ситуации поиметь какой-то профит. Но Семён Перемышлин был несудим, так что записывать его в «блатные», вроде бы, оснований нет. Тем не менее с этим мужичонкой явно что-то не в порядке. И для следствия, разумеется, очень важно было разобраться что же именно. По меньшей мере по двум причинам: во-первых, Перемышлин мог сам быть каким-то образом причастен к случившемуся с Алей Губиной, алиби он не имел, так что Семён оказывался в равном с прочими потенциальными подозреваемыми положении; а во-вторых, он мог видеть настоящего преступника либо во время совершения преступления, либо при отходе того с места преступления. То есть Семён Иванович мог оказать следствию огромную помощь, а поэтому важно было понять, что это за человек и почему он вёл себя так, как вёл?

Безусловно, этот персонаж привлёк к себе большое внимание следственных органов – Перемышлина в июне и июле неоднократно допрашивали и сотрудники уголовного розыска, и следователь-практикант Свердловской областной прокуратуры Готовцева. Кроме того, проводились новые допросы этого свидетеля и много позже, осенью 1939 г., однако полной ясности относительно его истинных намерений добиться не удалось. Семён Иванович выражался косноязычно, избегал любых двусмысленностей и явно пытался казаться глупее, чем он был на самом деле. Перемышлин не отступил от данных вначале показаний и никак не проговорился, что и позволило ему в конечном счёте избежать неприятных последствий. Согласно его заявлениям, неоднократно повторённым на разный лад, он не видел ни самого нападения на Алю Губину, ни нападавшего. Он также не видел во время своих блужданий по лесу никаких подозрительных людей – никто не бегал с ножом, никто не снимал с себя окровавленную одежду, никто не мыл руки в луже, словом, ничего, выходящего из ряда вон.

Тем не менее в высшей степени странное поведение Семёна Перемышлина с неизбежностью требует какого-то разумного объяснения, поскольку без правильного понимания логики его действий в самой завязке сюжета получается большая лакуна, которая не позволяет объективно оценивать все последующие вводные. Сейчас, спустя многие десятилетия, нам при всём желании не удастся точно сказать, чем же именно занимался Семён во второй половине дня 12 июня в Основинском парке, но кое-какие соображения на этот счёт высказать всё же можно, и нужно.