Уральский Монстр

В тот же вечер она обратилась в первое отделение нижнетагильской милиции, где ей предложили явиться завтра и – удивительный случай! – приняли заявление об исчезновении ребёнка. Учитывая, как вели себя в подобных ситуациях уральские милиционеры прежде, нельзя не признать некоторый прогресс в работе с гражданами, видимо, события лета 1939 г. заставили руководство областного Управления РКМ провести с подчинёнными соответствующую работу. Правда, работа эта далась участковому инспектору Мезенцеву с чрезвычайным напряжением умственных сил.

Нельзя не признать, что по мере ознакомления с материалами этого дела эпистолярные потуги работников милиции уже не раз и не два вызывали оторопь, но даже на фоне всего, прочитанного прежде, словотворчество нижнетагильского участкового производит очень сильное впечатление. Читая написанный им «Пратакол заявления» (так в оригинале), невольно ловишь себя на вопросе: это плод неграмотности или сильного опьянения? Или и того, и другого одновременно? Ибо так составлять документы недопустимо даже для 1939 г.

Вот образчик литературных мучений участкового: «Фамина Сафия Михайловна» (вместо «Фомина Софья Михайловна»), «замужная» («замужняя»), «член валакесем» (член ВЛКСМ), «ул. Оржаникизже» (ул. Орджоникидзе), «пришиля» (это слово «пришла», причём, так написано в двух местах), «не нашиля» («не нашла»), «я пашиля» («я пошла»), «Пасучеству дела…» («По существу дела…»). Может, гражданин Мезенцев и был хорошим милиционером, отважным и исполнительным, но читая вышедший из-под его пера текст, очень трудно поверить в то, что такой человек сможет разоблачить хоть сколько-нибудь хитроумного преступника. Не по Сеньке шапка, как говорится.

Наверное, того же мнения придерживались и руководители Мезенцева, потому что разбираться с заявлением Фоминой поручили другому милиционеру – участковому Чубукову.

Жернова правосудия, как известно, вращаются медленно, но жернова нижнетагильского правосудия вообще почти не двигались. Лишь 9 августа – на третьи сутки с момента исчезновения Риты – Чубуков надумал допросить Ирину Резчикову, ту самую соседку, под присмотром которой была оставлена девочка. Ирина Сергеевна не захотела втягиваться в очевидно грязное и бессмысленное расследование, а потому живо дистанцировалась от всего, связанного с исчезновением девочки. Женщина подтвердила, что Софья, мать Риты, действительно уходила в заводскую столовую и действительно просила понаблюдать за дочерью, но Риточки не было на месте уже к этому времени. И Резчикова не видела девочку вообще. Понимать это следовало так: девочка пропала раньше, а меня в это дело втягивают, дабы от себя отвести подозрения. Вполне, кстати, нормальная логика для жителей коммунальной квартиры – каждый сам за себя и никак иначе. Социализм учил этой сноровке быстро.

Допросил Чубуков и мать пропавшей девочки. Софья, молодая работница «Уралвагонзавода», станочница мебельного производства, жила довольно бестолково и нескладно, про таких говорят, что человек «зашивается», то есть ему хронически не хватает времени. К своим 22 годам Софья успела вступить в брак, развестись с мужем через 3 месяца, стать матерью двух детей – дочери Маргариты и сына Геннадия, причём дети были от разных мужчин. Старшую девочку Софья родила 12 февраля 1937 г. ещё до замужества, отцом Риты был молодой мужчина – 20-летний Герман Слобцов – не признавший отцовства и даже судившийся с Софьей из-за алиментов на ребёнка. Суд Слобцов проиграл и с апреля 1937 г. – то есть более 2 лет – выплачивал Фоминой 25% своей заработной платы на содержание ребёнка. Поначалу алименты были небольшие – порядка 40 рублей, однако в последние месяцы значительно выросли и достигли 258 рублей (нетрудно подсчитать, что зарплата токаря Слобцова превышала тогда 1 тысячу рублей в месяц). Кстати, произошедшее не добавило Герману Слобцову ума, и он продолжал активно блудить, в результате чего к августу 1939 г. – то есть в возрасте 22 лет! – являлся отцом уже троих детей, прижитых от трёх разных женщин. И всем троим Слобцов выплачивал алименты, такой вот, понимаешь ли, нижнетагильский Казанова, просто сексуальный пират какой-то, неспособный справиться со своим либидо.

В июле 1938-го Софья вышла замуж за Георгия Фомина, человека, может, и хорошего, но тоже весьма блудливого, который уже успел до этого побывать в браке, стать отцом и развестись. Фомин выплачивал алименты предыдущей жене и сразу же после повторной женитьбы вернулся к прежним привычкам, попросту говоря, принялся «гулять». Через три месяца Софья рассталась с мужем, но фамилию сохранила. Уже после развода она поняла, что беременна. Георгий Фомин сына признал и, не дожидаясь суда, стал добровольно приносить Софье четвёртую часть заработка, что составляло к августу 1939 г. аж 158 рублей.