Но дело, опять же, не в топонимике. Сам склад уральского ума устроен по-язычески. Мастер — ключевая фигура уральского менталитета. Мастер — демиург, творец уральского мира. Архетип Мастера воплощается в других образах. Например, в образе Ермака. Это ведь он сотворил русский мир Урала. И Ермак, судя по фольклору, — колдун. «Образцовый» Мастер — это камнерез Данила из сказов Бажова. И Данила за тайной мастерства ходил в Медную гору, к Каменному Цветку. За своим мастерством Мастер не идёт к богу. Его мастерство — это не боговдохновенность и не христианское озарение. Перед тем, как взять в руки резец, Данила не молится, как молился Андрей Рублёв перед тем, как взять в руки кисть. Потому что в христианском мире творец — один. Бог. И если Мастер — тоже творец, демиург, соперник бога, то его из христианства «вышибает» в язычество. За своей тайной он идёт к демонам и сам становится колдуном. Поэтому и Ермака по Чусовой ведут не ангелы, которые вели святого Трифона Вятского по речке Мулянке, а языческие лебеди. Поэтому гравёр Иванко Крылатко на златоустовском булате рисует не Георгия Победоносца, а языческого крылатого коня.
Тайна уральского мастерства всегда связана не с молитвой, а со стихиями творения металлов и минералов: с огнём, с водой, с землёй, с воздухом. С судьбой. С демонами языческого подсознания Урала.
МАСТЕР
Кто не видел эту рекламу: дюжие, весёлые мужики сидят в бане и пьют пиво. Пиво называется «Уральский мастер». Морально ситуация вполне оправданна: сделал дело — гуляй смело. Да пожалуйста, пусть гуляют. Только эти мужики — не мастера. Они — профессионалы. А профессионал и мастер — на Урале разные понятия. Профессионал — везде, и на Урале тоже, — это тот, кто освоил свою профессию в совершенстве. А мастер, точнее, Мастер, — на Урале, и только на Урале, — это творец мира, демиург. Он, в общем, и не отдыхает. Трудно представить бога на ланче. Хотя, конечно, господь, когда создавал наш мир, устроил седьмой день… Но в этом поступке чувствуется некая дидактичность, назидательность, — чтобы люди давали себе и другим передышку. Седьмой день — не для Мастера.
Не для Мастера хотя бы потому, что Мастер не подчиняется христианскому богу. Он язычник. Даже если на груди у него — православный крест. Мастер творит свои миры из языческих стихий — огня, земли, воды и воздуха. Мастеру не нужна молитва, он не просит помощи у всевышнего. Он не богоборец — богу он «параллелен». А потому бог может «спихнуть» Мастера в ад, а может «втянуть» в сонм святых. Христос пришёл с неба ангелом, который принёс Марии Благую Весть, и после смерти вознёсся на небо. А Мастер, как идол, вырос из камней и корней — и ушёл в камни, в глубины и в недра. Как Полюд, как Ермак, как Салават Юлаев. Как множество уральских мастеров — литейщиков, механиков, камнерезов, сплавщиков, рудознатцев, чьи могилы затерялись.
Плотины Леонтия Злобина до сих пор держат пруды в Екатеринбурге, Ревде, Невьянске, Тагиле, — а где могила мастера? По дороге Артемия Бабинова и сейчас ещё иногда проезжают, но уже не могут вспомнить, где схоронили землепроходца: то ли в Верх-Яйве, то ли в Усть-Боровой. Кто не слышал о «велосипеде Артамонова» — «дурацком двухколёсном костотрясе» (так написано в полицейском донесении), а могилу Артамона Кузнецова, тагильского изобретателя, потеряли на кладбище в Суксуне. Мастера уходят в землю, в хтонь, в «уральскую матрицу», и кресты на их могилах не могут устоять — в чёрством суглинке, будто в зыбком болоте.
За образцом Мастера следует обращаться всё к тому же неиссякаемому источнику: к сказам Бажова. В Даниле и воплощён архетип уральского Мастера. Хотя, конечно, Бажову, который писал «Малахитовую шкатулку» в годы Большого Террора, приходилось учитывать идеологические установки своего времени. «Пролетарская культура» во многом базировалась на облагороженной народной культуре, а точнее — на маргинальной, «приблатнённой». Отторженность Данилы от христианской традиции, от «веры отцов», Бажов реализовал в виде сиротства — любимого мотива жалостливых песен попрошаек и уголовников. А заводчик, с которым у мастера не должно было возникать особенных конфликтов (зачем заводчику «давить» мастера — «резать курицу, несущую золотые яйца»?), превратился в злобного тирана и самодура, как и положено при классовом подходе к литературе. Но суть понятия «Мастер» Бажов сберёг и донёс.
Мастер — это квинтэссенция уральского понимания мира и человека. Наведённый фокус «уральской матрицы». «Культурообразующая фигура», которая отформатировала уральский космос и уральский миф. Но происхождение Мастера — не хтоническое и не божественное.
Мастер «начался» с культа труда, который на Урал принесли беглые староверы — суровые ревнители «древлего благочестия».