Уральская матрица

Антагонист Разбойника — Труженик. На Чусовой таковым выступает тоже реальный человек — бурлак Василий Балабурда. Но его фольклорный образ строится по прежней схеме, пусть Балабурда и противоположность Плотникова. Он путешествует — плавает по Чусовой; он трудится — совершает подвиги силача; он облегчает жизнь — заменяет собой других людей. Ему нужны чудеса? К эпопее о вполне земном Балабурде народ спокойно «прикрепляет» чужеродную сказку: про то, как Балабурда дрался в бане с чёртом, и вышла ничья. Нелепая, ненужная с точки зрения стилистики сказка оказывается просто необходимой, если учесть, что Балабурда входит в сонм Мастеров «уральской матрицы».

«Матрица» сама порождает недостающие для «канонизации» компоненты. Для вхождения в число Мастеров святой Стефан Пермский слишком мало путешествовал. И, пренебрегая «Житием», народ сочиняет историю, что Стефан приплывал в село Бондюг по реке на камне. И теперь Стефан не только святой, но и Мастер. В Бондюге ему ставят поклонный крест. В 20-х годах ХХ века крест снесли, а в 2007 году — восстановили. И при этом тотчас засвидетельствовали чудо: на спиле бруса, из которого сделан крест, годовые кольца обрисовали фигуру Богоматери с младенцем.

«Матрице» для Мастера нужны чудеса. Их происхождение «матрице» по-язычески безразлично. Но оно небезразлично церкви, и потому чудеса уральских святых всегда не просто чудеса, а «чудеса соперничества», доказывающие христианское превосходство над местным язычеством/

Происхождение уральского святого от Мастера всегда прочитывается в житийном сюжете. Безостановочно путешествуют и вечно гонимый Трифон Вятский, и Симеон Верхотурский — портной на отхожем промысле. В этом движении они познают мир — как и положено Мастерам. Они трудятся: неистовый Трифон насаждает более суровый порядок монашеской жизни, а безмятежный Симеон просто шьёт шубы слобожанам. Трифон и Симеон облегчают людям жизнь: яростный Трифон изгоняет воинственных инородцев, а добродушный Симеон просто не берёт платы за свой труд.

Христианство вырвало у «матрицы» её героев, потому что малолюден был Урал, не хватало своих подвижников. И языческие чудеса заменили чудеса православные.

Как для канонизации, так и для звания Мастера годятся далеко не все значимые персоны. «Матрица» чувствует это очень тонко. Например — Татищев. Основатель Перми и Екатеринбурга не вошёл в «уральский пантеон». Видимо, слишком жесток он был к раскольникам и башкирам — носителям «матрицы». И потому никак не удаётся на Урале «протащить» Татищева в миф.

Не повезло и Мамину-Сибиряку, который, как и Татищев, выполнил все условия «матрицы». Кроме последнего — чуда. Мамин-Сибиряк оказался беден талантом, не было в нём этого чуда, а потому и «матрица» осталась глуха, сколько бы ни цитировали Мамина краеведы.

Зато уже в «матрице» фигуры Данилы Зверева и Павла Бажова. Им только ещё не хватает «патины времени». Будет стоять Урал — появится и патина. «Матрица» же никуда не делась. Где-то там, в недрах хребта, в глубинах сознания её плавильная печь работает по-прежнему. И какого нового кузнеца она перекуёт в Гефеста, — не знает никто.

ДЕРЖАВА В ДЕРЖАВЕ

Даже не специалист догадается, что название села Орда отсылает к татарам. Но местные краеведы стеснительно говорят: возможно, село наше получило своё имя от страны Артании. Орда расположена в Сылвенско-Иренском поречье. Артания славян Х века лежала на Волге где-то в районе нынешнего Ростова Великого. Ни к Сылве, ни к Ирени её и за уши не подтащить.

Более известна ситуация с другой мифической страной — Биармией. В Биармию на разбой ходили варяги — норманны, мурманы. Отождествить Биармию с Пермской землёй догадался шведский вояка Страленберг. После поражения под Полтавой он попал в русский плен, очутился на Урале и выдал идею, которая мгновенно превратилась в уральский миф. Хотя если Биармия и могла найтись, то, скорее всего, в низовьях Северной Двины, где стоит Архангельск.

Впрочем, всем народам свойственно придумывать себе великих предков и легендарные страны, что существовали на их землях в незапамятной древности. Однако на Урале это свойство мышления внезапно обрело особенную живучесть. История Урала — словно река, струи которой то и дело завиваются в воронки. И рождаются «страны» — вроде страны Вису или страны Югра. Будто бы в перенасыщенном растворе народов стихийно начинается процесс кристаллизации государств. Будто бы какие-то отдельные течения вдруг заворачиваются в кольцо, замыкаются на себя, изолируются от общего потока.