— Например, Петров сегодня не вышел на работу. Мастер берет его заявление, ставит число и подписывает. И получается, будто человек находится в отгуле.
— Что же ты это, а? — в голосе начальника послышались суровые нотки.
Мастера с беспокойством посматривали на примолкшего бригадира.
— Что же ты раньше молчал! — закричал начальник и, выйдя из-за стола, крепко обнял бригадира.
В редакцию пришло письмо: «У нас на участке грязно, захламлено. Всюду стружка, лужи масла. А у мастера в конторке стоят цветы в горшках».
Письмо было направлено в цех для проверки.
Вскоре пришел ответ: «Факты подтвердились. Цветы убраны».
— Иван Иванович! У мастера Петрова выговоры уже некуда писать. Вся личная карта заполнена.
— Сделай вкладыш. Не увольнять же из-за такого пустяка хорошего работника!
Как один миг пролетел месяц отдыха в деревне. И вот уже настала пора возвращаться в город. А как не хотелось! Я так прекрасно отдохнул у своего младшего брата!
— Благодарю тебя, брат, за хлеб-соль да за ласку! — глубокой благодарностью пожал я его руку, прощаюсь. — Сам к нам в город приезжай. Вместе с женой непременно!
— Приедем, приедем, — заверил брат.
Я снял с лацкана пиджака значок и приколол его к груди брата.
— Это, чтобы не забыл своего обещания.
Мой скромный сувенир, к удивлению, был воспринят братом, как подарок огромной ценности.
— Спасибо, — сказал он, засияв полуденным солнцем. И тут же посерьезнев, добавил: — Отныне я твой должник, брат.
— Что ты говоришь! О каких долгах может быть речь!
— Нет, нет, это вовсе не ерунда, — горячо воспротивился брат. — А подарю-ка я тебе свой курай.
Хотя играть на курае я совершенно не умею, отказаться от подарка не посмел.
— Спасибо, брат, буду хранить как символ нашей родной сторонушки, — сказал я, беря в руки дар, а в голове тем временем заворочалась мысль: «Уж больно скромен мой значок в сравнении с кураем».
Сунулся в грудной карман и вытащил авторучку.
— Прими от меня вот это!
Брат молча повертел ручку с золотым пером, положил ее в карман и вдруг, молнией сорвавшись с места, кинулся в чулан. Он вернулся, неся на руках огромную, с доброго барана величиной, тушку гуся.
— Ты ведь уже положил мне одного гуся, и достаточно, — сказал я, пытаясь отказаться от подношения.
— Где один, там и второму место найдется, — отпарировал брат. — Бери, бери, не то обижусь.
Обижать родного брата? Никогда! Взял гуся. Однако и оставить без достойного ответа его щедрый жест я тоже не мог.
— Дарю тебе транзисторный приемник. Приедешь в Уфу — там и получишь!
Брат вперился в меня немигающими глазами.
— Спас-сибо, брат, — наконец сказал он. — Представляешь, как это будет здорово: во время сенокоса ставишь этот самый транзистор в конце покоса, сам косой помахиваешь, а тебе вдогонку несется чудная песня Фариды Кудашевой! Спас-сибо, брат! Однако пустое спасибо, что сухая ложка, рот дерет, говорят. Дарю тебе годовалого барашка!
— Что мне делать с твоим барашком? — замахал было я руками, но брат и слушать меня не стал.
— Приедешь осенью, заколем и увезешь на зиму свежее мясо.
— Прими от меня радиоприемник «Эстония», — выпалил я.
— Тогда заодно заколем и бычка от комолой пеструхи, — сказал брат.
— Считай, что телевизор «Темп» уже стоит в твоей горнице! — сделал я ответный шаг.
— Вместе с бычком и саму комолую пеструху забирай!
— Дарю тебе пианино «Мелодия»!
Не прошло и пяти минут, как мы передарили друг другу все, что имелось в наших домах. Под конец я выкрикнул:
— Прими от меня в подарок мою малометражную коммунальную квартиру в центре города!
— Я тоже тебе дарю свой дом со всеми его надворными постройками и приусадебным участком!
Наступила тишина. Наши руки сомкнулись в крепком рукопожатии. Их разняла невестка — молчаливая свидетельница нашего диалога.
…Прошло немного времени, и я вместе с семьей перебрался на жительство в село, в дом моего брата, а брат — в мою коммунальную квартиру в городе. Теперь я жду брата к себе в гости. С большим нетерпением, признаться, жду.
Я всегда о чем-нибудь мечтаю.
В детстве, например, мне не терпелось быстрее стать взрослым. Взрослые люди мне казались волшебниками, особенно после такого случая. Один из наших гостей разбил чашку от фарфорового сервиза. И его даже не наказали. Наоборот, все улыбались и говорили, что это хорошая примета. Я попытался понять, почему взрослые бьют посуду к счастью, а дети — из озорства. Но тогда это было выше моего понимания.
Когда я немного подрос, мне очень захотелось в школу. Еле дождался этого необыкновенного дня. Сначала мне очень нравилось, когда учительница обращала внимание на мою поднятую руку. Но уже через месяц я стал мечтать о другом: «Хоть бы сегодня не спросили». С этой мечтой прошли все десять лет.