Урал улыбается

Собаки, свирепея, рвутся в лес. Хозяин изловчился и сам спускает их с поводков.

Секунда — и белых с рыжими пятнами нет. Мы бежим за ними, они — от нас. И вдруг… совсем рядом слышим басовитое: «Гав, гав, гав!»

— Нагоняй! Взял! — сияет хозяин.

А где-то чуть дальше залилась, запричитала другая чистопородная.

— Джильда, — резюмируют приезжие.

Они бегут, мы — за ними. Ничего не видим, ничего не слышим. Сколько бежим — никто не знает. Мелькают березки, кусты, сосенки, полянки, опушки, вырубы, ракитники. Наконец болото. Падаем на кочки, поднимаемся. Очумело смотрим друг на дружку: «Где гончие?»

Снова бежим. Мелькают пятки приезжих, теплые ручейки текут вдоль спины. И вдруг — тишина.

— Далеко еще? — лепечет Серега.

— Сейчас, должно быть, близко, — неопределенно бросает хозяин. — Да это разве еще гон! Как-то гон был, так гон. От Свердловска до Каменска-Уральского! Приятно вспомнить.

Теперь идем шажками. Шагнем — слушаем, шагнем — слушаем.

— Вот они!

И точно. Лежат. Снег жадно едят.

— А ведь идут по следу! — ликуют охотники.

Серега смотрит на след. Долго смотрит. Отдохнуть же надо! Потом он почему-то свистнул. И я смотрю на след. И тоже свищу. Тихонько, конечно. Зайчишка-то, оказывается, бежал… навстречу нам.

Потом мы смотрим на часы: половина двенадцатого. Почти три часа гнали.

— Может, они нас стесняются, — говорит Серега. — Уж мы отдельно пойдем. Старым способом…

Виктор Богданович

Как-то раз в кабинете нашего начальника Игоря Варламовича наступила тишина. Потому что он сорвал голос. В кромешной тишине настороженно дышала оперативка…

— Так-так… — прошептал начальник.

Немые изваяния сотрудников охватил трепет.

«Как же мне с ними дальше-то говорить? — тоскливо подумал Игорь Варламович. — Лучше уж молчать совсем, чем шептать…»

От этой мысли он обрел уверенность и молча указал на дверь. Сотрудники кинулись в двери, образовав пробку, которая, впрочем, быстро рассосалась.

Оставшись один, Игорь Варламович помассировал горло и спел: «А-а!..» Легкий шип был ему ответом. Начальник сердито кашлянул и нажал кнопку. Когда Светочка впорхнула в кабинет, Игорь Варламович смущенно улыбнулся и вынужденным шепотом сказал ей на ухо:

— Принесите мне, пожалуйста, чаю…

Это выглядело весьма интимно, и Светочка, вообразив себе бог знает что, легонько пожала Игорю Варламовичу руку, понимающе хлопнула ресницами и принесла чай и… коньяк. И две рюмки.

Но тут в кабинет ворвался шумный экономист Папиросин:

— Игорь Варламович, до каких пор!

Начальник указал на кресло, Папиросин сел, а Светочка вышла.

— Кто? — коротко шепнул Игорь Варламович.

— Складт, — как пароль ответно прошептал экономист.

— Давайте его ко мне… — прошушукал начальник.

— Слушаюсь… — по-военному прошептал никогда не служивший в армии Папиросин и на цыпочках стреканул из кабинета.

Прямо с порога Аполлон Ксенофонтович Складт своим бархатным баритоном принялся солидно излагать свою точку зрения. Игорю Варламовичу всегда нравился богатый нюансами, тонко модулирующий голос Складта. Но сегодня он впервые вслушался в то, что тот говорит, и вдруг ясно понял, что Аполлон Ксенофонтович авторитетно изрекает глупости.

Начальник заглянул в глаза Складта и прошептал:

— Идите…

— Куда? — поинтересовался Складт.

Игорь Варламович показал ему жестом.

Потом Игорь Варламович пошел обходить кабинеты конторы. То, что он шел молча, произвело на всех потрясающее впечатление. Ветераны вскакивали, роняя стулья… Новички интересовались, кто это. Руководители отделов сбивчиво докладывали и торопливо распахивали двери на выход…

Все это так подействовало на коллектив, что он в ожидании неведомых перемен набросился на служебные обязанности с редким рвением и энтузиазмом.

А что начальник?

Стоило ему замолчать — и он услышал, как заразительно смеется бухгалтер Касьяныч…

Увидел, что завсектором Калистратова не «синий чулок» и носит модную оправу…

Открыл, что Закладов — подхалим, Супонева — умница, а предместкома имеет плохой почерк, голубые глаза и красные сапоги-чулки…

Он услышал жалобы вахтера и позывные радиостанции «Юность»…

Если раньше окружающая начальника действительность имела черно-белый вариант, то теперь она предстала в буйстве красок, звуков и нюансов. Мир стал пестрым, как детский калейдоскоп, и многоголосым, как грузинский хор. Игорь Варламович с радостью обнаружил, что он не дальтоник, что ему не наступил на ухо медведь и что он понимает анекдоты.

И он стал с удовольствием чутко слушать, внимательно смотреть и чаще улыбаться.

И его подчиненные тоже стали больше слушать, смотреть и улыбаться.

А потом к нему вернулся голос…

Н. Каменцев

            1

Петух нашел жемчужное

                      зерно

И выбросил: зачем ему

                      оно?

            2

Тут Соловей являть свое

                      искусство стал:

Он Соловья другого освистал.

            3

— Ты сер, а я, приятель, сед! —

Сказал, в роман вчитавшись,

                      дед.

Римма Мазитова

Однажды утром, когда меня одевали, чтобы отнести в ясли, я громко заорал и стал брыкаться ногами. Говорить я еще не умел, но орал и брыкался изо всех сил. Мама поняла, что я не хочу в ясли. Она позвонила к себе и осталась на весь день со мной дома.