Упреждающий удар

Теперь смутился Константин Юрьев, перевернулось сердце: "Такая же красивая!.. Эх, не был бы я сиротой - (мать умерла вскоре после переезда на Вятку) - женился бы тогда на ней! - забилось сердце от детских, юношеских воспоминаний, вспотел: - Господи! Что это я - у меня ж жена, ребенки!.."

- Как можно!.. Татар и латынян с нами, русскими, сравнивать. Первые дики и из-за слабоумия хитры, жестоки... Латыняне - древней культуры, но весь ум, знания тратят на то, чтобы обманывать бога, а потом грехи замаливают, нанимают богослужителей, - те молятся за них... К стыду великому и у нас, среди житьих людей, появляться стали эдакие... Так истинно русский человек, православный, никогда не поступит. Да что там - зверь и то чище, чем они - себялюбцы, - без семьи не плодит детей, не блудит, ребенков своих не бросает... Таких на свет бог выпускает по ошибке...

Фотя закрестилась.

- Страшно, бога хулишь - он не может ошибаться! - она покосилась на серебряные оклады икон в углу, затеребила красный сарафан.

- Нет, я истину глаголю, - Константин прилег, - а это благо - не грех. Только на истине и правде мир держится... Богохульникам, как бы они ни хитрили, ни молились, бог никогда не простит на том свете...

Мы целомудрый народ - от дедичей и отчичей оно идет... Культура наша от древних эллинов... Вот послушай (за слюдяным окошечком стало темно, Фотя зажгла свечу): в "Повести о разорении Рязани Батыем" рассказывается про то, как попросил поганый идол у князя Рязанского сестер и дочерей, а за это обещал не воевать его... Послал князь к Батыю с богатыми подарками сына своего Федора. "Дай мне, князь, познати жены твоя красоту", - теперь уж молодую княжну Епроксию потребовал у Федора татарин. Русский князь - сын русского князя - засмеялся и ответил: "Неприлично нам, православным, тебе, нечестивому царю, жен водити на блуд... Одолеешь нас, мужей русских, то и женами нашими будешь владети..."

Убил татарин русских, хоть и послы они были. Не могло его черное сердце слова правдивые вынести...

Нам, русским, негоже уподобляться им. Дети наши, видя блудство, будут эдакими же распутными, и конец придет нам, нашей силе... Не будет у русского народа такой твердости духа - рассыплется Русь... Все на свете держится на целомудрии, правде и честности!..

Придет время, а оно должно прийти, бог не может не помочь такому народу, и встанет на ноги он - подопрет могучими плечами Землю, поможет слабым народам встать на ноги, души вправит, сердца честными сделает, и снизойдет на Землю благодать: будет вечный мир между народами и братство...

Душно, жарко от белой печи. В трубе завыл домовой...

- Ой, люто мне! Как без любви-то жить?!

- Золотоволосая моя дружечка! Наоборот, только любовью жить можно и должно... Все на любви держится - на большой любви - она-то и делает человека человеком, - помолчал воевода, потемнели глаза, построжало худое бородатое лицо. - Если бы не любовь к своему народу, к ближним, к Земле, смог бы я... поднялась бы рука на такое?! Нет, не хватило бы мужества у меня разорять, обрекать их на голод... Потом мне все простят и будут помнить только нашу великую рать...

- А как же быть, - глаза у Фоти горели синим пламенем, - если любишь?.. Свою женку и чужу?..

"Она же видит, что люблю ее!.. Нет, нет - я люблю ее как детство, как юность свою... У меня в сердце другая - мать моих детей..." - Константин Юрьев повернулся, - треснули под ним лавки.

- Человек един, и душа его едина... Не может потому он делить свою любовь. Если любит женку, а ее - самого близкого единокровного человека через детей - он обязан любить - иначе муж не достоин бороду носить, то одну, землю, на которой родился, тоже одну, народ... Все это Родина... Большой человек - у его и большая любовь к Родине, состоящая из многих отдельных неделимых любвей, и только такой может уважать чужую землю и другой народ... Любить нужно душой и умом, а не давать срамному животу одолеть разум... - эдак нечестивые, поганые себялюбцы любят - пусть и княжеского рода...

Через полторы недели он уезжал из Соснового Бора.

Сидя в легких санях, Константин Юрьев попрощался со своим родственником Арсентием, с тетей, с троюродными сестренками.

Открытой враждой веяло от побелевших глаз Арсентия: Костя, вскормленный и воспитанный его отцом, так отблагодарил-разорил! "С тебя, с родственника, больше стребую, и не только посошную рать, смолье-деготь и уголь, но и всю рухлядь... Чтобы через неделю сам выехал в Хлынов - златом отквитаюсь после похода", - пообещал воевода и крепко сжал побелевшие губы. Велел трогать, поехал из усадьбы.

Его вышла провожать разноцветная толпа жителей - чернолюдинов Соснового Бора и соседних деревень. Мужские, женские; молодые, старые лица по-родственному улыбались - провожали. Вот отделилась высокая женщина, неся что-то в руках, закричала, чтобы остановился, пошла к нему... "Фотя!.. Меч в ножнах!.. - удивился, все понял он и велел остановиться. - Ведь каков простой-то люд! - слеза вытаяла из глаз... - Так в старину князей на рать провожали..."