- Боярин! Меня за подмогой послали - помоги!..
Гривцов-старший - седой, высокий, толстый, с недобрыми глазками - повернул голову.
- Скажи - пусть разбегутся... А мужики - ко мне: помогут оборонить меня... - и, видя, что Гришка столбом стоит перед ним, заорал:
- Видишь - не могу!.. Холоп немытый!
Оглушенный, униженный Гришка бросился к воротам - к коню. Но жеребца не было. Побегал туда, сюда - конь исчез. Злой, перепуганный, зачелночил по двору, среди вооруженных людей: спрашивал, но никто не мог сказать, куда делся его жеребец - все спешили, некоторые отмахивались. А один - по виду десятник - закричал:
- Ты, отрок, ум потерял?! Какой комонь! - возьми лук да на стену!..
Не помня себя, Гришка кинулся к воротам. Стражники-воротники, подняв копья, не дали приблизиться и... он заплакал - отчаяние, боль, беспомощный страх сделали свое дело - срам!.. Но ничего не мог с собой поделать...
К нему подошел тот самый десятник и удивленно, презрительно-зло спросил:
- Так ты еще ревешь?! Трус!
Это уже было страшнее всего... У Гришки исчезла растерянность:
"Што я делаю?! Меня же за труса считают!" - яростно сверкнув глазами, он развернулся и прыгнул на десятника - вырвал лук, бросился на вал, стену, где плотно стояли в ряд люди. Гришка растолкал их, встал рядом: бросил взгляд в поле...
На расстоянии полутора полетов вятских стрел от гребля37 увидел небольшие группы верховых татар. К ним из села подходили все новые и новые отряды. Видно было, как горит Спасское. Гришка сжал лук - сосед протянул несколько стрел...
Неожиданно тяжелый испуганно-яростный "ох"! выдохнула стена русских воев, закрестилась: татары подожгли церковь в Спасском.
Какое-то безразлично-тупое отчаяние охватило Гришку: хоть всемирный потоп - теперь не удивился бы...
Вдруг два десятка татар с дымящимися стрелами в руках во весь опор помчались на русских.
Навстречу ударили самострелы тяжелыми железными стрелами, поражающие не только всадника, но и лошадь...
Все же несколько всадников прорвались ко рву и пустили зажигательные стрелы, которые, очертив в воздухе дымящие полукруги, воткнулись в деревянные строения барского двора, вспыхнули прозрачными алыми цветами; но тут же по ним плеснули водой из десятков ведер, ушатов - смертоносные цветы завяли, выпустив из себя черные ядовитые змейки дыма.
Обратно татары от стен не ушли: вятчане расстреляли их из боевых луков.
Все это так быстро произошло, что Гришка не сделал ни одного выстрела.
Татары, посовещавшись, рассеялись, оставив небольшую группу. Ночью и они ушли.
Над селом, заслоненным деревьями и кустами, кое-где все еще виднелись тонкие струйки серого дыма.
Народ, до этого роптавший про себя, стал просить боярина выехать в Спасское - у некоторых остались там семьи, родные. Как ни убеждал боярин Гривцов, что еще опасно за крепостными стенами, люди пошли в село. И тогда, чтобы не было самовольства, боярин назначил главным над войском - тридцать конных и два десятка пеших воев - своего тиуна Ваську.
Выслав вперед ведомцев, боярское войско построилось полукольцом, двинулось в село.
Гришка с тяжелым луком и десятками стрел в кожаном колчане на боку вырвался на гнедой кобыле вперед, пытаясь догнать ведомцев.
Тем временем пятеро разведчиков выехали на бугор и, изумленные увиденным, остановились: вместо села перед ними лежало выгоревшее поле с отдельными островками угольно-черных глинобитных печей вместо изб, а вокруг них - пестрые, в разноцветных одеждах трупы мужчин, малых детей, реже - женщин и девок...
Застыли русобородые лица, сузились до игольной остроты зрачки голубых глаз. Побелевшие губы что-то безмолвно шептали, руки сами сотворили крест; но через мгновение одновременно из всех пяти глоток вырвался грозный боевой клич отцов и дедов - грохнул эхом ближний лес, кони поприседали, запрядали ушами...
Только двое остались из конного отряда с Васькой-тиуном - все бросились в погоню, - возглавил десятный ватаман из боярских дружинников - Пантелей.
- Вернешься - боярин холопом сделает! - пообещал ему Васька.
Пантелей, с развевающимися на ветру золотистыми волосами, с бородкой, в кольчуге, с копьем-долгомером в руке, с мечом за поясом, в ответ обжег взглядом:
- Посмотрим, кто холопом будет!.. - у него татары вырезали семью - полуобгорелые трупы он отыскал вокруг пожарищ своего дома.
Мужики не простили ни себе, ни боярину отсиживание от татар и теперь готовы были сразиться хоть с целой тьмой врагов - иначе не жить с таким грехом на белом свете!..
Скакали по следу - татары угнали не только женщин и детей, но и скот - вдоль Гоньбинки.
К вечеру - кони в мыле, а люди не знали усталости: у всех на лицах горело желание догнать врага, не дать ему безнаказанно уйти!
Гришку, как ни старался, оттеснили назад. Отстал.
Речка делала крутой поворот налево, и, чтобы срезать угол, укоротить путь - пошли прямо - благо было не глубоко, каменистое дно.
Кобылка оскользнулась - Гришка прикрикнул, поддал ей в бок:
- Но-о!..
Мокрый, обрызганный с ног до головы Гришка выехал вслед за мужиками на пологий берег, к которому спускалась лощина, заросшая еловым лесом.