«Управляемый хаос» и образование СССР

В определении условий заключения политических компромиссов в национальных регионах местные коммунисты не везде и не всегда были послушными марионетками Москвы. Да и сами коммунисты менялись во время Гражданской войны, партия становилась все более милитаризованной и жестокой, но вместе с тем она изживала радикальную и оптимистичную бескомпромиссность начального этапа революции; в начале 1920-х партийные деятели постоянно напоминали друг другу о том, что ситуация весьма отличается от 1918 года. У большевиков разных регионов был свой опыт борьбы во время Гражданской войны, и частью его был опыт налаживания отношений с национальными движениями, с национальной интеллигенцией, генерирующей различные национальные проекты, с местным крестьянством, которое находилось на разных стадиях осознания своей этнической принадлежности. Иногда же союзы заключались в годы Гражданской войны с местными полевыми командирами и даже с традиционными элитами — старейшинами, лидерами племен и родов, влиятельными исламскими авторитетами. У коммунистов национальных регионов были свои сценарии институционализации этих союзов, что проявлялось в различных проектах национально-государственного строительства на местах и в масштабах всей постимперской территории.

Коммунисты разных республик проводили политику, которая бы укрепляла их власть на местах, а это невозможно было сделать, лишь послушно выполняя директивы, в обилии поступавшие из Москвы. Порой даже посланцы центра, осознав ситуацию на местах, даже игнорировали эти распоряжения. Иногда они действовали как «централизаторы»: известно, например, что Сталин и Орджоникидзе, проводя советизацию Закавказья, не выполняли распоряжения Ленина, который призывал к проведению более осторожной политики в регионе, прежде всего по отношению к Грузии. В других же случаях они смягчали и корректировали распоряжения Москвы. А в Дагестане некоторые коммунисты предпочитали действовать не силой, а переговорами (учитывая местные традиции, они заключали соглашения о нейтралитете, перемирия и «мирные договоры» с религиозными авторитетами и старейшинами высокогорных аулов, которые гордились — с большим или меньшим основанием — тем, что на их землю никогда не ступала нога русского солдата).[65] Такая кавказская дипломатия приносила не меньше успехов, чем использование авиации и артиллерии.

Порой даже жестокое сопротивление, с которым сталкивались коммунисты на местах, могло стать ресурсом для умелых политиков: они получали возможность требовать от центра помощи и уступок, обещая успех при условии их получения.

Советский Союз никак нельзя назвать итогом реализации давней партийной программы, на которую определяющее воздействие оказала марксистская теория. Предшествующие дискуссии, разумеется, влияли на принимаемые решения и на язык, с помощью которого эти решения оформлялись, но практическая деятельность коммунистов скорее противоречила их собственной программе, чем отражала ее. Это была импровизация, необходимая для завершения того сложного комплекса вооруженных конфликтов, разного характера и разного уровня, который мы — очень неточно — именуем российской Гражданской войной. И опыт этих конфликтов влиял и на процесс создания СССР, и на ту форму, которую он принял.

При всех разногласиях по отношению к тактике борьбы и к форме государственного устройства на постимперском пространстве по одному важному вопросу у большевиков разного толка было согласие: партия должна была оставаться правящей и централизованной. Любые попытки федерализации компартии решительно пресекались, ибо они угрожали ее власти. Именно это и было основным элементом советской политической системы — системы, сложившейся в годы Гражданской войны.