Русские большевики вступали в диалог со «сменовеховством» и заигрывали с идеями великодержавного патриотизма, а коммунисты национальных регионов разрабатывали свои приемы культивирования национального патриотизма и привлечения национальной интеллигенции. Украинское «поворотництво» иногда называли «украинском сменовеховством». Внешне это движение действительно напоминало русский аналог: в украинской эмиграции возникли напряженные дискуссии об отношении к советской Украине, некоторые эмигранты вернулись на родину, а многие интеллигенты, остававшиеся на Украине, стали сотрудничать с местными коммунистами, что позволяло им осуществлять важные культурные, образовательные и научные проекты. Но идеологические программы «сменовеховства» и «поворотництва» были просто несовместимы друг с другом.
В 1923 году, выступая на XII съезде партии, Х. Раковский, румынский социалист болгарского происхождения, ставший во время Гражданской войны главой правительства советской Украины, с тревогой говорил о непродуманных попытках решить национальный вопрос: «Это один из тех вопросов, который — это нужно на партийном съезде открыто и честно сказать — сулит гражданскую войну, если мы по отношению к нему не проявим необходимой чуткости и необходимого понимания».[62] Для таких опасений были основания: в это время выдвигались, например, планы районирования страны, предлагавшиеся экономистами и инженерами, они пользовались поддержкой некоторых советских органов власти. При реализации одного из таких планов, обсуждавшихся в 1921—1922 годах, территория советской Украины была бы разделена на индустриальную Южную горнопромышленную и Юго-Западную сельскохозяйственную области.[63] Такого рода технократические проекты соответствовали большевистскому пафосу «рационального» и «научного» использования производительных сил и их развития, но они совершенно игнорировали все предшествующие проекты национально-государственного строительства, которые с трудом согласовывали коммунисты национальных регионов. Украинские коммунисты, например, могли отчаянно спорить относительно прав республик и планов украинизации, но планы раздела страны, формально считавшейся независимой, отрицали все.
Из большой Гражданской войны большевики выходили с трудом. Новый политический курс вырабатывался в ходе напряженных дискуссий, на которые влияла вооруженная борьба, продолжающаяся во многих регионах. Гражданский мир участники событий представляли себе по-разному. Если НЭП называли «крестьянским Брестом», считали его вынужденной и, по мнению многих большевиков, вре´менной уступкой крестьянству, то образование СССР также было важным компромиссом, который нередко воспринимался как временный и вынужденный. Различные группы коммунистов по-разному относились к договору об образовании СССР: одни считали уступки центра республикам чрезмерными, другие — недостаточными. Соответственно, создатели СССР весьма по-разному представляли себе пути дальнейшего развития Союза, что проявлялось затем и в дискуссиях о конституции СССР: влиятельные белорусские, грузинские и украинские коммунисты требовали предоставления бо`льших прав республикам. Началось преследование «национал-уклонистов» разного толка; среди них был и Х. Раковский, потерявший в 1923 году пост главы украинского правительства за свои требования существенно увеличить полномочия республик. Видный татарский коммунист М. Султан-Галиев, игравший большую роль в определении советской национальной политики в годы Гражданской войны, был даже арестован в 1923 году, его обвиняли — среди прочего — в связях с Валидовым. Но вместе с тем борьба шла и с русским «великодержавным шовинизмом», проводилась политика «коренизации кадров», что проявлялось в «украинизации», «белорусизации», «узбекизации» и т. п. Подобная политика предоставления преференций разным этническим группам проводилась не только на территориях союзных республик, но и в РСФСР.[64]