«Управляемый хаос» и образование СССР

В годы Гражданской войны инициативу создания «союзных республик» (Украина, Белоруссия, Эстония, Латвия, Литва) иногда проявляли местные коммунисты, но национальные компартии не всегда охотно шли на это: «…политическая конъюнктура — против нашего желания — сделала нас независимою республикою», — отмечал лидер латышских большевиков П. Стучка. Часто первый шаг по созданию «союзных» республик делала Москва, преодолевая сопротивление национальных партийных работников, которые долгие годы боролись с «буржуазным национализмом» и выступали за вхождение своих республик в РСФСР. Видный деятель литовской компартии В. Мицкевич-Капсукас отмечал: «…нас забрасывали письмами. Центр требовал объявления независимости».[58] Чем же руководствовались Ленин и другие партийные лидеры, побуждавшие создавать отдельные республики? Они играли роль своеобразного «буфера» между РСФСР и враждебными государствами, дабы избежать непосредственного столкновения с последними». Видный деятель партии большевиков А. Иоффе так разъяснял белорусским коммунистам позицию партийного руководства: «Чтобы не повторять прежних ошибок, когда нам непосредственно приходилось вести борьбу с германским империализмом, мы в ЦК решили Советскую Россию отделить буферами от Европы. Но чтобы это не был барьер, отделяющий нас. Он должен [сдерживать] империалистический натиск, который будет, чтобы этот натиск находил преграду и ослабил бы силу».[59] Проект создания «договорных» республик преследовал и другие цели: проще было бы противодействовать тем, кто обвинял большевиков в воссоздании империи. К тому же такой тип отношений с государственными образованиями был более приспособлен к планам распространения мировой революций: так, казалось бы, проще будет интегрировать и те территории, которые не были ранее частью империи. Во всяком случае очевидно одно: концепция «союзных республик» была связана с ситуацией различных войн, которые в то время вела Советская Республика.

После начала советизации Азербайджана Сталин охарактеризовал модель государственного устройства так: «Советская автономия не есть нечто застывшее и раз навсегда данное, она допускает самые разнообразные формы и степени своего развития. От узкой, административной автономии (немцы Поволжья, чуваши, карелы) она переходит к более широкой, политической автономии (башкиры, татары Поволжья, киргизы), от широкой, политической автономии — к еще более расширенной ее форме (Украина, Туркестан), наконец, от украинского типа автономии — к высшей форме автономии, к договорным отношениям (Азербайджан)».[60] Вряд ли украинские коммунисты согласились бы с такой иерархией. С другой стороны, некоторые партийные работники вообще отрицали сложившиеся принципы национально-государственного устройства; Сталин в том же тексте признавал: «Некоторые товарищи смотрят на автономные республики в России и вообще на советскую автономию как на вре´менное, хотя и необходимое зло, которое нельзя было не допустить ввиду некоторых обстоятельств, но с которым нужно бороться, чтобы со временем устранить его».[61]

Непростая и очень динамичная ситуация, оценивавшаяся по-разному видными партийными работниками, стала еще более сложной после советизации Закавказья. У стран региона был уже двухлетний опыт существования независимых государств, они пытались играть роль субъектов международного права; особенно успешно в этом отношении действовала Грузия, которая незадолго до советской оккупации, в мае 1920 года, была официально признана РСФСР. Кавказские коммунисты, придя к власти, нередко подчеркивали свой особый статус, стремились сохранить контроль над рядом ведомств, вступая даже в конфликт с Москвой. Они порой настаивали на сохранении своих денежных систем, требуя при этом финансовой поддержки от РСФСР. Со своей стороны, и большевистские руководители указывали на особое положение республик Закавказья, а некоторые подписанные с ними соглашения публиковались в сборниках международных договоров, заключенных РСФСР с иностранными государствами.

Действия грузинских, украинских и иных коммунистов нельзя объяснить только обычным стремлением любых политиков иметь больше власти. Им приходилось учитывать и настроения местного населения, прежде всего национальной интеллигенции, для которой даже кратковременный опыт проживания в независимом государстве был очень важен. Для противостояния восстаниям и иным видам подрывной деятельности большевикам следовало представить убедительные и серьезные национальные проекты, приемлемые для потенциальных союзников в различных регионах. Если НЭП создавал условия для подрыва социальной базы крестьянских восстаний в русских регионах, то в регионах национальных этого было недостаточно: местные коммунисты должны были корректировать и свою национальную политику.