Призраки, не призраки, и все равно что-то холодное и липкое словно коснулось сердца.
— Да ну, — сплюнул он, встряхнул головой, чувствуя, как возвращается самообладание, тихо поднялся, не обуваясь, и, мягко ступая по полу, добрался до лестницы на чердак. Поставил ногу на ступеньку, стараясь не шуметь, подтянулся руками к самому потолку, а потом вытолкнул себя наверх, прямо в темноту, краем глаза увидев что-то белое, метнувшееся от люка.
На Большой Московской улице, переименованной советской властью в улицу Третьего Интернационала, аккурат перед империалистической войной крестьянин Михеев построил кинематограф «Колизей». После революции здание сменило хозяина, но продолжало показывать фильмы, зато теперь по пятницам, субботам и воскресеньям на его сцене выступали живые артисты. А на первом этаже в доме, примыкавшем к кинотеатру углом, располагался ресторан «Ливадия» — место, в середине двадцатых годов очень популярное среди революционной буржуазии.
Гайки, закручиваемые властями, прижали постоянную публику ресторана, и теперь он был наполовину пуст, как говорили его владельцы. Или наполовину полон, как предпочитал считать фининспектор. Ближе к полуночи редкие посетители в подъеденных молью мехах и кожанках доедали остатки былой роскоши, на сцене за роялем толстый фраер изгонял из клавиш мучительно тоскливую мелодию.
— Шарабанку давай, — окончательно охренев от тоски, заорал один из посетителей, швыряя в пианиста стакан.
Тот тут же перестал мучить рояль, на сцену выпорхнула певичка в коротком платье с рюшами.
— Я гимназистка седьмого класса, пью самогонку заместо квасу, — задорно запела она, и жующие посетители начали подпевать, топать ногами и хлопать в ладоши.
За угловым столиком, с початой бутылкой водки и закусками, сидели трое, один — в пиджаке с отливом и рубахе-косоворотке, с прилизанными темными волосами, двое других — в кожанках и яловых сапогах, аккуратно подстриженные и похожие друг на друга, словно братья. Они тихо беседовали, и на появление певицы почти не отреагировали.
— Точно знаешь? — первый наколол на вилку кусочек селедки, поелозил по тарелке, собирая растительное масло, бросил в рот, капля упала на рубаху жирным пятнышком.
— Дело верное, — второй на первого смотрел с едва угадывающейся брезгливостью. — В среду после двух, аккурат перед днем зарплаты. Утром деньги увезут на фабрику с вооруженным конвоем, а до этого они будут в банке лежать.
— С чего поменяли? Слушок пошел, что неспокойно тут, и осторожничают. Стукач где-то сидит, я чую.
— Да говорил ты уже.
— Зуб даю, Бритва не просто так на засаду мусорскую напоролся, пропал ни за что.
— Случаем твой Бритва попал, по нему давно уже кичман плакал, — третий повертел в руках хрустальный фужер со щербиной на ножке. — Какой-то фраер залетный его подрезал. Что мы имеем?
— Восемьдесят тысяч в ассигнациях, — второй зачерпнул ложечкой икру. — В самый раз для всей мануфактуры. Инкассаторы будут с усиленной охраной, на этот раз минимум шестеро, из ГПУ, двое в первой машине вместе с кассирами, четверо в другой. Кассу-то сняли на прошлой неделе, все отправили в Москву, да поторопились, плата с местных буржуа собирается плохо, с оттягом.
— Загибается нэпман, — подтвердил первый. — Нет уж того коленкора.
— Ты, братец, нам двоих людей надежных обеспечь, — с нажимом сказал третий, — делить будем, как договаривались, по-честному — три четверти нам, четверть вам. Когда только деньги привезут, нападать резона нет, уж больно охрана серьезная, а вот как наличман в банке уляжется, а московские обратно уедут, тогда и возьмем.
— Никак стены взрывать придется? — забеспокоился первый. — Атас будет на весь городишко, мусора тут же прискачут с легавыми.
— Тихо все пройдет, — успокоил его третий. — Задача людей твоих на стреме постоять, как сигнал увидят — вынести мешок с мелочью, да подрезать его чуток, чтобы след ложный обеспечить. А мой человек деньги бумажные заберет, а на следующий день твою долю тебе отдаст.
— Без палева? Как он тяжесть такую один вынесет?
— Слово даю. Или ты мне не веришь?
— Ты ж жиган авторитетный, как не поверить, — расплылся первый в улыбке, налил себе полный фужер водки, залпом выпил. — А копейки?
— Что копейки?
— Их куда?
— Себе забери, за труды, — махнул рукой второй, своим ответом окончательно успокоив первого. — Но смотри, если кто из твоих проболтается или потом начнет фраером тут петушить, ты нас знаешь, мы это так не спустим.
— Вестимо знаю, — кивнул первый. — А этот ваш деловой, он с нами пойдет?
— Нет, — третий чуть заметно вздохнул. — Ты о нем не беспокойся, он свое дело знает. Если что случится, знак подаст, а если знака не будет, то делайте, как договоримся. Двери вам откроют, зайдете, охрану повяжете, сейфовую дверь отомкнете…
— Медвежатника брать с собой? На это не подписывался, есть один, да пьет сильно. И долей малой это не обойдется.