Для женщины, балансирующей на грани смерти, она выглядела довольно-таки... неплохо. Бледная, худая, со впалыми щеками и потрескавшимися синеватыми губами, расплывшимися в приветливой
улыбке. Отсутствие волос скрывал розовый кашемировый платок. Но меня поразили ее глаза —
яркие, голубые, светящиеся. Живые.
Теперь я знаю, от кого Заку достался такой удивительный и светлый оттенок радужки.
Миссис Роджерс красива даже с диагнозом последней стадии рака желудка. Я позволила себе
представить, какой она была, когда еще не знала о своей участи и опухоли. Наверно, неописуемо
шикарной.
Да. Определенно, так и было.
— Зак! — сквозь хрипотцу в ее голосе с отчаянным рвением прорвался звон, будто тонюсенький луч
света, рассеивающий сгустившуюся, непроглядную тьму вокруг.
Его рука расслабилась на моей талии, вновь стала теплой, а вскоре и вовсе соскользнула.
— Мам, — прошептал он.
— Эмма, ну что ты плетешься, — услышала я ворчание миссис Роджерс. Она, не сводя с нас
сверкающих глаз, повернула голову немного в сторону и обратилась к женщине, передвигающей
инвалидное кресло. — Пора бы тебе сесть на диету. Скоро совсем передвигаться не сможешь.
— Еще чего, — хмыкнула та недовольно. — И вообще. Не наглей, Аманда. Иначе будешь катать
себя сама.
Миссис Роджерс громко рассмеялась.
— Ох, Эмма, — она смахнула невидимую слезинку. — Но я все же заставлю тебя похудеть.
— Не мечтай. Никогда в жизни я не откажусь от еды ради каких-то там идеалов.
— Не обязательно отказываться. Просто заболей раком. Это — лучшая диета, — беззаботно
просветила миссис Роджерс.
Эмма, закатила глаза, останавливаясь напротив нас.
— У тебя хреновое чувство юмора, Аманда, — проинформировала она и обратила взгляд на Зака. —
Привет. Забирай сейчас же свою мать, или я придушу ее.
Зак издал усталый вздох и измученно улыбнулся.
— Дамы, — он оставил меня и занял место Эммы, обойдя кресло. — Вы снова ругаетесь.
— Все претензии к ней, — Эмма сделала шаг в сторону, повернувшись к нашей компании спиной. —
Завтра немного задержусь.
— Хорошо, — бросил ей вслед Зак и нагнулся, чтобы миссис Роджерс поцеловала его в щеку. —
Привет, — его голос моментально приобрел заботливые нотки. — Как ты?
— Как обычно, — отозвалась та и, наконец, взглянула на меня.
Ее глаза медленно сузились.
Б-боже…
Как страшно.
— Ты Наоми? — поинтересовалась она.
— Уг… Да, мэм, — я прочистила горло. — Наоми Питерсон.
Заставила себя оторваться от асфальта и сделать шаг вперед. Благовременно споткнувшись о
собственную ногу, чуть не рухнула вниз, но из последних крупиц сил сохранило свое тело в
вертикальном положении.
— Очень приятно познакомиться, — я протянула миссис Роджерс свою дрожащую руку.
— И мне, — она протянула свою в ответ, не сводя с моего лица изучающего, мерцающего взгляда.
Ее ладонь оказалась холодной. Было немного неприятно сжимать ее кости, обтянутые грубоватой
кожей. — Я Аманда. Мама Зака. Так меня и зови, хорошо? Без всяких «мэм».
— Хорошо, — кивнула я, притянув к себе руку.
Мои пальцы вновь вцепились в бумажный пакет.
Точно… Печенье!
Будет ли уместно отдать его ей? Что, если она посчитает меня идиоткой?
Вот блин.
Нужно держать себя в руках.
— Это… это вам, — набравшись смелости и отодрав от своей груди пакет, я вручила его Аманде.
— Ух-ты, — любопытство охватило ее, и она тут же заглянула в него. — Печенье! — радость в ее
голосе несколько удивила меня. — Ты сама его сделала?
Я кивнула.
— Для меня?
Я вновь кивнула.
— Боже, — прошептала она, прижав к себе пакет. — Это очень мило, дорогая. Я так тронута!
Правда. Спасибо, Наоми.
Что это? Первоклассная игра в добрую женщину, или ее истинная натура? Если первое, то Аманда —
невероятная актриса. Если же второе, то я просто… не понимаю, как она могла оставить своего сына
и мужа. Ведь она… она такая добрая, и ее глаза — лучистые, бирюзовые, восхищенные.
Глаза, не способные на ложь.
Явно довольный увиденным, Зак поспешил поделиться предложением:
— Пройдемся?
***
Мы оказались во внутреннем дворе больницы, представляющем собой живописную зону с богатым
наличием растительности. Что-то вроде персонального мини-парка с миниатюрным фонтаном.
Помимо нас здесь прогуливались и другие больные. Погода располагала к тому, чтобы развалиться
на газоне, подставив свое тело солнцу и ясному небу. Один молодой парень, отложив костыли, так и
сделал. Он улыбался и не обращал внимания на то, как удивленно я на него зарюсь.
Это было необыкновенное место. Здесь не пахло больницей, бедами, болью и смертью. Здесь было
красиво.
Какое-то время мы молчали. Зак расспрашивал маму о том, как прошли ее утренние процедуры.
После этого Аманда переключила свое внимание на мою скромную персону, плетущуюся рядом. Она
интересовалась обо мне, моей семье, моих увлечениях. Я убедила себя, что такие ответы, как «Да»,
«нет», или что-то в этом роде — дать не удастся. Не хотелось показаться грубиянкой и молчаливой
букой, поэтому, преодолев внутренний барьер в виде многокилометрового стеснения, я с фальшивой
непринужденностью вводила миссис Роджерс в курс того, что представляю собой. Стало намного