― Что значит, Ангел не может ходить? Как это? В смысле? ― вопрошает Егор, и
постепенно в его растерянный голос просачивается боль. ― Он что… ин… инвалид?
И тут я резко поднимаю голову и всматриваюсь в недоуменное бледное лицо Егора сквозь
пелену слез.
― Но как? ― шепчет он. ― Я не понимаю, Августа. Я не понимаю…
Со смешанными чувствами я возвращаюсь домой и, не говоря ни слова родителям,
закрываюсь в своей комнате. Я набираю номер Ангела и жду, что он ответит. Но он, конечно,
игнорирует меня. А я не сдаюсь. Через двадцать минут упорных попыток достучаться до него я
кладу телефон на компьютерный стол и стою.
Стою пять минут, десять, пятнадцать. Я не знаю, что творится в моей голове. Я пытаюсь
проанализировать то, что произошло. Я пытаюсь понять, что значат слова отца Ангела о том,
что он не может ходить. Я вспоминаю предположение Егора о том, что наш друг теперь
инвалид. Это слово ранит меня глубоко в сердце, и я думаю, что рано делать поспешные
выводы. Я должна лично убедиться в этом. Я должна увидеть Ангела. Должна поговорить с
ним.
Я должна… я должна сделать хоть что-нибудь. Но я не могу. Я чувствую себя такой
беспомощной оттого, что ничего не понимаю.
Я снова не сплю ночью, но на этот раз вовремя забочусь о том, чтобы не корчиться от
боли в сердце, и пью таблетки, пока мама не видит. Я не хочу ее тревожить лишний раз. Я
долго лежу в кровати, затем начинаю блуждать по комнате. У меня уже болит голова, и
слипаются глаза. Но как только я ложусь обратно, желание спать тут же отступает, и снова все
пространство в голове заполняется тревожными мыслями.
***
Когда на следующий день в школе я вижу Светлану Александровну, меня неожиданно
осеняет.
Ей вчера звонили родители Ангела и что-то сказали про него. Может быть, про то, что
он… не может ходить?
Конечно, я не могу утверждать. Я по-прежнему ни в чем не уверена. Я просто в шоке.
Егор выглядит не выспавшимся, и я ничуть не лучше него. На алгебре я наклоняюсь к
нему и шепчу:
― Подойдем на перемене к Светлане Александровне.
― Зачем? ― тем же шепотом спрашивает Егор.
― Она стопроцентно что-то знает об Ангеле.
Егор кивает, и больше мы с ним не разговариваем.
На перемене мы мчимся к кабинету русского языка, где сейчас Светлана Александровна
проводит урок у шестого «Б». Я влетаю в кабинет и вижу учительницу за столом в окружении
мальчиков и девочек.
― Светлана Александровна! ― громко зову я ее.
Учительница отрывает взгляд какой-то тетради и поворачивается в мою сторону.
― Августа? ― удивляется она.
Я подхожу к ней и склоняюсь, чтобы не кричать на весь кабинет.
― Вы знаете, что с Ангелом? ― я решаю не тянуть резину и спрашиваю прямо.
Взгляд Светланы Александровны становится сочувствующим и она откладывает все свои
дела, чтобы ответить мне.
91
― Ребята! ― обращается она к ученикам шестого «Б». ― Выйдите все из класса на
несколько минут.
Они послушно выполняют просьбу учительницы, и в кабинете остаемся только мы с
Егором и Светлана Александровна. Я сажусь за первую парту и готовлюсь внимательно
выслушать все то, что женщина мне скажет. Пусть даже правда будет самой ужасной… Я
должна все знать.
― Так вы знаете? ― нетерпеливо уточняю я.
Светлана Александровна тяжело вздыхает и сжимает губу.
― Бедный мальчик, ― говорит она и качает головой. Меня начинает раздражать такая
медлительность. Перемена скоро закончится, но я не уйду отсюда, пока все не узнаю.
― Что с ним? ― спрашиваю я.
Я сжимаю кулаки, когда встречаюсь с взглядом учительницы.
― У Ангела отказали ноги, Августа, ― говорит она.
Я застываю и перестаю дышать.
Что у него отказало?
― Он не может ходить, ― Светлана Александровна опускает глаза к столу и начинает
всхлипывать. ― И, наверно, уже никогда не сможет.
Нет.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Такого просто не может быть. Не верю. О Господи…
В горле образовывается огромный ком паники, шока, отчаяния, боли и непонимания. Я не
могу дышать. Не могу пошевелиться. Не могу ничего сказать или сделать. Потому что все это
бессмысленно. Потому что все это не имеет значения.
Я широко распахнутыми глазами смотрю на Светлану Александровну и впитываю в себя
ее слова.
Мой бедный Ангел. Он сейчас один, ему сейчас плохо.
― Ангел Самарский больше не будет ходить в эту школу, ― произносит Светлана
Александровна.
Темнота стремительно поглощает меня с головой.
Мои крылья сломались.
***
Я выбегаю из кабинета русского языка и растерянно смотрю по сторонам.
Я не могу находиться в этой школе, в которой больше никогда не будет Ангела
Самарского. Я не могу спокойно смотреть на все лица, что окружают меня. Я не могу сидеть и
делать вид, будто все в порядке, потому что ничего не в порядке. Все ужасно. Все разрушено.
Я быстро иду по коридору к выходу из школы, потому что я не останусь здесь. Я должна
увидеть Ангела. Мне необходимо видеть его…
― Августа! ― я с трудом слышу, как кричит мое имя Егор.