upload

руку Ангела. Только это имеет значение.

― И я, ― произносит Ангел.

Мое сердце не собирается униматься, и я не могу сдержать глупой улыбки, которая так и

просится засветиться на моем лице.

Я боюсь открыть глаза, потому что то, что сейчас происходит, может оказаться лишь

сном… самым чудесным и незабываемым сном. Я боюсь, что как только открою их, то все

исчезнет, и я буду одна, в этом холоде... Что может быть кошмарнее? А ведь раньше это было

моей жизнью.

― Знаешь, наши жизни не так уж и ужасны, ― заявляет Ангел.

Один маленький миг абсолютной идиллии разрушен, но я не становлюсь несчастнее

оттого, что Ангел заговорил. Нет. Я все так же счастлива. Просто в тишине намного спокойнее.

Я все же открываю глаза. Сначала перед глазами пляшут огромные белые пятна, а когда

они рассеиваются, я вижу тусклый фон, темную, почти черную воду и свинцовое небо. Но я тут

же заставляю себя сосредоточиться на другом. На своей правой руке. Я отчаянно пытаюсь

убедиться, что ее крепко сжимает рука Ангела.

В горле даже образовывается комок. Но нет необходимости нервничать.

Я опускаю взгляд и вижу, что наши пальцы по-прежнему переплетены друг с другом. Я

просто не чувствую руку из-за холода.

Все хорошо.

Все нормально.

Теперь я заставляю себя прислушаться к тому, что говорит Ангел, а это достаточно

проблематично, потому что… потому что ощущение счастья сбивает меня с толку.

― Ты слышишь? ― Ангел с крошечной улыбкой смотрит на меня.

Я не могу понять себя, потому что его глаза, в которых плескается теплота, вызывают у

меня такие чувства. Я не понимаю, почему мне сейчас хочется плакать.

― Да, ― хрипло отзываюсь я и рассеянно улыбаюсь в ответ.

Это традиция. Улыбаться, если он улыбнется, и неважно, что он скажет, неважно, если

мне будет невероятно грустно. Я все равно улыбнусь.

― Серьезно, ― Ангел медленно втягивает в себя ледяной воздух и отворачивается. На

сердце становится тяжело, когда я больше не вижу его темных глаз.

«Сосредоточься» напоминаю я себе.

― Нам еще крупно повезло, ― продолжает он. ― Вот, например, как тяжело живется

детям в Африке? Или в Индии? Они умирают от голода и жажды, они подвержены разным

ужасным болезням, от которых погибают в страшных муках. Малярия, лихорадка… ― его лицо

кривится. ― Они живут, можно сказать, на улице. У них нет компьютеров и телефонов, нет

телевизоров и прочей техники, которая есть у каждого среднестатистического человека. Они

бедны. По-настоящему бедны, и их жизнь действительно ужасна, ― он замолкает ненадолго. ―

Или все те люди, живущие в некоторых странах Третьего мира. Бедных странах. Иран, Ирак,

Сирия, Египет… Они подвержены войне, которую ведут более могущественные страны. Это не

справедливо, ― Ангел хмурится, и могу поклясться, что я физически чувствую, как он зол. На

этот мир. ― Ты только представь, сколько невинных людей погибает только потому, что они

родились в неправильном месте? Ты представь, как страдают жены, теряющие своих мужей,

или детей? Или дети плачут оттого, что их родителей больше нет… ― Ангел резко обрывает

себя и громко сглатывает. ― Мы просто не имеет права жаловаться на нашу жизнь, Августа, ―

звучит его надломленный голос, и меня охватывает черная печаль. Она болезненно сжимает

77

сердце и сковывает тяжелыми невидимыми цепями все тело. Я заставляю свои онемевшие

пальцы крепче сжать пальцы Ангела, ― потому что мы живем хорошо.

Мне хочется сказать или сделать что-нибудь, чтобы выбить эти мысли из его головы,

чтобы заставить его улыбнуться, потому что его печаль каким-то невероятным образом

передается и мне. А я не хочу, не хочу, чтобы он грустил. Никогда.

― И я кое-что понял, ― добавляет Ангел.

― Что? ― спрашиваю я.

Он делает глубокий вдох, как будто готовится к чему-то, и начинает говорить.

― После того несчастного случая я считал свою жизнь ужасной. Все пошло под откос. У

меня больше не было друзей, у меня не было футбола, у меня не было мечты. Я

восстанавливался по кусочкам, но так и не смог вернуть прежнюю жизнь. Я стал отрешенным,

отдельной частью этого мира и общества. Я ненавидел все, что меня окружает, я ненавидел то,

что другие ребята могут играть футбол, а я нет.

Ангел делает небольшую паузу, чтобы сделать еще один вдох, и продолжает.

― Но недавно мне в голову совершенно неожиданно пришла мысль, что у нас всего лишь

одна жизнь, ― с этими словами он поворачивает голову в мою сторону и пронзительно смотрит

на меня. ― Нам отведено всего несколько десятилетий, чтобы успеть сделать все возможное и,

может быть, даже что-то за гранью невозможного. И я понял, что мы, не такие как все, на

жалость к себе и страдания о том, как мы несчастны, теряем безвозвратно столько драгоценных

часов! Мы тратим свое время на обиды, о которых в скором времени даже и не вспомним, и те,

кто заставили нас так думать, тоже забудут об этом. И я думаю, что мы вовсе не изгои. Нет. Мы