поцелуй был яростным, властным, требующим оставить мои невысказанные слова там,
где они и были. Не было никакого языка; Калеб был слишком умен для этого - просто
неистовое прижимание его полных губ к моим. Но все закончилось прежде, чем я
смогла ответить на это.
Он подошел к тележке с едой, рядом с которой лежала черная сумка.
43
зловеще, как черная сумка; черная сумка - говорит о серьезных намерениях,
подразумевает планирование, подготовку, вдумчивое упаковывание содержимого.
Внезапно, я почувствовала легкое помутнение рассудка.
Он вернулся, держа в руках какие-то предметы, и улыбался так, словно для нас
это было обыденной ситуацией. С заботой и должной осмотрительностью он положил
их на кровать.
Спустя мгновение, он поднял кожаный ошейник, чтобы показать его мне; это был
широкий кожаный ремешок с маленькими металлическими кольцами на обоих концах,
на одном из которых висел небольшой замочек с ключом. Спереди, ошейник был
декорирован еще одним кольцом.
Он быстро одел его мне на шею. Застегнутый, он несколько сдавливал мне горло.
Подразнив меня ключами, и покачав ими перед моим лицом, он положил их на
прикроватный столик.
К ошейнику прилагалась длинная цепь, похожая на ту, которой выгуливают
собак, но с зажимом на каждом конце. Прикрепив ее над столбом кровати с громким
лязгающим звуком, напугавшим меня до крика, он прицепил обе пряжки к кольцу
ошейника, находившегося спереди.
Я должна была смотреть в потолок, чтобы не быть задушенной. И чем сильнее я
плакала, тем сложнее мне было дышать, поэтому я заставила себя прекратить, но
слезы не желали останавливаться, и продолжали стекать ручьем по лицу, образовывая
целую лужицу в раковине уха.
хотела умолять его. Но я больше не могла произносить пустых слов. Я была слишком
напугана, слишком зла, и слишком... горда. Мысли о том, что мне следовало бы
сделать, разом проникли в мое сознание. Еще больше рыданий.
Он провел своими ладонями по моим рукам и помассировал мою грудь; мое тело
задрожало, а соски затвердели.
Веревку на моих запястьях сменили два толстых кожаных браслета,
стилизованных под ошейник, на каждом их которых свисали маленькие колечки, и
которые могли скрепляться между собой.
Он отстегнул цепь с моего ошейника, чтобы повернуть меня. И я немного
успокоилась, потому, как была в состоянии дышать. Меня не особо заботило, что
теперь она была прикреплена к браслетам. Сейчас, у меня было больше свободы
передвижения - цепь была длиннее веревки, поэтому я могла встать на пол всей
стопой.
Калеб плотно сжал мои предплечья вместе и привязал их к столбу кровати. Это
положение делало совершенно невозможной вероятность увернуться от него, и я
могла видеть, как при каждом моем движении, напрягались мышцы моих рук.
Сейчас, я уже была напугана до смерти, и никак не могла этого скрыть. Я была в
его власти, и только он знал, что меня ждет.
Он отошел назад, предположительно для того, чтобы оценить меня, или,
возможно, полюбоваться своей работой. В любом случае, его действия наполнили
меня чувством надвигающейся кульминации. Я бросила ему вызов, и он его принял.
44
Стоя лицом к кровати, мои руки - от запястья до локтя - были прикреплены к
столбу. На мне не было ничего, кроме насмешливо сексуальных трусиков, которые он
сам же мне и выбрал.
- Раздвинь ноги, - спокойно сказал он.
Когда я не подчинилась, он подошел ко мне сзади, вжимая себя в меня. Издав
пронзительный визг, я почувствовала, как его левая рука обхватила меня между ног. Я
попыталась вырваться. Бесполезно.
- Если ты не начнешь делать то, что я тебе говорю, я проникну в твою маленькую
киску всей своей большой рукой. Тебе это понятно?
Его голос был низким, но твердым. А вопрос, и не был вопросом, всего лишь
усилением угрозы. Громко всхлипнув, я все же кивнула.
- Хорошо, зверушка. Теперь, сделай то, о чем я тебя просил.
Снова отступив назад, он ждал.
Медленно, я начала раздвигать свои ноги шире, и шире, пока он не сказал мне
остановиться.
- Теперь, подайся бедрами назад, ко мне.
Я сделала так, как он велел, положив свою голову в изгиб связанных локтей.
- Ты готова? - спросил он, делая паузу для усиления эффекта.
- Да пошел ты, - прошептала я, пытаясь за этими словами скрыть свой страх.
Первый удар пришелся по икрам, взорвавшись в моем сознании и ослепив меня
вспышкой белого цвета. Мой рот открылся для крика, но оттуда не вылетело ни звука.
Я, мать его, определенно,