Untitled

Джейн Аддамс, основавшая знаменитое чикагское поселение Hull House, боролась с такими людьми, как Планкитт, но относилась к ним с нескрываемым уважением. Ее рассказ о Джонни Пауэрсе, начальнике отделения в Чикаго, был снисходительным, но сочувственным. Успешный политик, писала она, "должен быть хорошим человеком по меркам своих избирателей. Он не должен пытаться придерживаться морали, выходящей за их рамки, не должен пытаться реформировать или менять стандарты". Этим стандартом была щедрость: "Любой, кто жил среди бедных людей, не может не быть впечатлен их постоянной добротой друг к другу: неизменным откликом на нужды и беды своих соседей". Если такие люди, как Пауэрс и Планкитт, действовали надлежащим образом, их избиратели вряд ли усомнились бы в их мотивах или обеспокоились бы большими затратами для города. Аддамс вторит Планкитту: человек должен поддерживать своих друзей. Ее рассказ о девятнадцатом приходе в Чикаго был зеркальным отражением рассказа Риордона о Нью-Йорке Планкитта, вплоть до вдов, свадеб, похорон, церковных базаров, работы и подарков на Рождество. Честность и кандидаты из "лучшего элемента" обычно имели мало шансов против этого.65

Преподобный Чарльз Паркхерст осуждал босса как "самую хитроумную схему, когда-либо созданную для подавления, ослабления и высушивания всех мужских качеств личности", но избиратели-иммигранты не судили боссов так строго. Когда реформаторам удавалось, хотя бы ненадолго, сместить босса, они обнаруживали, что их избиратели ожидают от них таких же действий, как от босса. Как писал один из них, "олдермен, наряду с главой района Таммани-Холл, должен быть главным утешителем страждущих и помощником недостойных несчастных в своем районе".66

III

Родители-иммигранты - евреи, итальянцы, реже ирландцы или немцы - жаловались, что их сыновья - бездельники, которых больше интересует бейсбол, бокс или поход в цирк или на развлекательные мероприятия, чем учеба или работа, что стало одним из устойчивых символов американской популярной культуры. Авраам Кахан, русский еврейский иммигрант и журналист, точно подметил это. Написав на идиш в газете Jewish Daily Forward на рубеже веков, он ответил отцу, который жаловался на любовь своего сына-подростка к бейсболу: "Они бегают за кожаным мячом, как дети. Я хочу, чтобы мой мальчик вырос меншем, а не диким американским бегуном. Но он плачет от радости". Пусть играет, - ответил Кахан. "Давайте не будем так воспитывать детей, чтобы они выросли иностранцами на своей родине". Несколькими годами ранее, когда Кахан опубликовал свою повесть "Йекль", действие которой происходит в Нижнем Ист-Сайде, он высказался более решительно. Когда ему бросили вызов по поводу его увлечения боксом и бейсболом, заглавный герой, сменивший имя на Джейк, ответил: "Когда я живу в

Америка, я хочу знать, что живу в Америке". "Здесь, - сказал он, - еврей так же хорош, как и язычник".67

То, что еврей может быть не хуже язычника, подразумевает игру - иногда кровавую - и что национальность каким-то образом связана со взрослыми, участвующими и наблюдающими за тем, что иммигранты и коренные американцы предыдущего поколения считали детскими играми, было относительно новым явлением. В романе Марка Твена "Том Сойер", написанном в 1876 году, рассказывается о детстве эпохи антибеллумов, в котором было много игр, животных, фантазий и долгожданных развлечений, но только некоторые из этих развлечений были связаны со взрослыми, и никто не принимал их за возвышение.68

В конце Гражданской войны слова "спорт" и "спортивный" обычно обозначали нечто неприличное. Они относились к занятиям работяг или беспутных богачей, а также к женщинам, часто проституткам, которые с ними общались. Спорт был связан с азартными играми и салунами. Спортивная жизнь вызывала в памяти бильярд, пул, петушиные бои, собачьи бои, травлю крыс, призовые бои, охоту и скачки. К концу века то, как люди играли, с кем они играли и кто наблюдал за их игрой, стало маркером быстро меняющегося общества. Спорт, особенно в среде среднего и высшего классов, стал способом воспитания мужественности, преодоления неврастении и демонстрации воли и характера, которые предыдущие поколения якобы вырабатывали на войне или охоте в дикой природе.69

В 1876 году Уильям Дин Хоуэллс рассказал о том, как его сын Джон и дочь Уинни увлекались бейсболом. Они ходили "на все матчи, и наши разговоры за столом состояли из жаргона "горячих мячей", "горячих грунтовиков", "вторых баз", "питчеров", "ловцов", "лизов" и я не знаю, чего еще. Меня, никогда не интересовавшегося ни одной игрой, кроме шаров, это забавляет". После того как Уинни заболела и врачи поставили диагноз "неврастения", первым делом она обратилась в гимнастический зал, от которого Хоуэллс надеялся получить "большую пользу".70