Унтер-офицер и другие

Мы заняли свои места и увидели, что гитлеровцы цепью карабкаются на гору. Правда, расстояние до них еще порядочное, не менее километра, так что стрелять пока нет никакого смысла.

— Огонь не спешите открывать, — сказал я, — пусть подойдут поближе.

Однако подойти к нам ближе гитлеровцам не удалось, так как русские накрыли их таким огнем, что фашисты в панике бросились кто куда. Однако они на этом не успокоились и полезли на нас со стороны Кешерюкута. Правда, там у них не было танков, но пехоты было много. Роты две-три, а то и целый батальон…

Я подполз к старшине с нерусским лицом и, показывая на немцев, сказал:

— Видишь? Много гитлеровцев!

— Вижу, — ответил он, — много.

— Что делать?

— Ничего, — спокойно ответил он мне.

«Ну, раз ничего, значит, ничего, — подумал я. — Если вы «ничего», то как бы гитлеровцы не показали вам «ничего». Руки у меня так и зачесались, чтобы открыть огонь, но нельзя — приказа нет еще.

Когда немцы подошли еще ближе, я ужаснулся: как же их много! Невольно я даже оглянулся назад, чтобы посмотреть, куда в случае чего бежать.

— Огонь! — крикнул вдруг маленький сержант.

И в тот же миг слева от нас на склоне холма затараторили пулеметы, затрещали автоматы, защелкали винтовочные выстрелы.

— Огонь! — крикнул я своим ребятам.

От сильного волнения я выпустил сразу весь магазин, но только под конец заметил, что неверно определил расстояние до цели и пули зарывались в землю, не долетая до цепи противника.

Бубик стрелял не торопясь и уже первым выстрелом уложил гитлеровца.

— Вот так, — проговорил он и, прицелившись, выстрелил. И снова попал в цель.

«Ну и меткий же стрелок этот Яни! — мелькнуло у меня в голове. — Стреляет не торопясь, спокойно, и вот тебе, пожалуйста…»

Затрещал автомат Жиги Мольнара. Старый столяр тоже патронов зря не тратил: от одной его меткой очереди на землю свалились четыре гитлеровца. Вставив в автомат новый магазин, он снова без суеты и выкриков начал стрелять.

Сменив магазин, снова открыл огонь и я, на этот раз уже не безрезультатно, но тут, к своему сожалению, заметил, что у меня остался всего лишь один рожок.

— Ребята! — крикнул я, стараясь перекричать грохот. — Стреляйте, но цельтесь лучше!

— Товарищи, посмотрите назад! — услышал я вдруг радостный возглас Пишты Тота.

Я оглянулся и увидел, что по шоссе мчится колонна огромных танков, выкрашенных для маскировки белой краской.

— Ура! Наши тридцатьчетверки! — заорал во всю глотку маленький сержант.

Мы уже не только видели, но и слышали грохот гусениц и рокот моторов, а на лесной дороге показались грузовики с советской пехотой. А через минуту пехота, высыпавшись из машин, цепью устремилась за танками, сотрясая воздух громким «Ура!».

— Приготовиться к атаке! — командует майор Головкин, а через несколько секунд его голос гремит: — В атаку, вперед!

— Ура! Ребята, ура! — ору я во все горло и вместе со всеми выскакиваю из окопа. И вдруг чувствую, как в глазах у меня темнеет, и я падаю в какую-то темную бездонную яму…

15 марта 1945 года

В бреду я, как наяву, вижу различные картины из далекого и недавнего прошлого. Вот надо мной склонилась мама. Из ее больших серых глаз выкатываются крупные горошины слез. И тут же маму заслоняет бегущий по склону холма Даниэль, который на бегу показывает рукой, куда скрылись диверсанты… Затем я вижу себя в комнате с белыми стенами. В воздухе сладковато пахнет лекарствами. Седовласый врач-полковник держит в руках шприц. Вот он, покраснев от злости, кричит мне, что ему нужна не моя бумажка, а сам раненый. Затем я вижу, как Бубик подает команду «Смирно!» и уводит со двора полиции ребят, построенных в колонну по два, на улицу вслед за лейтенантом Григоренко… Но тут же снова чувствую, как куда-то проваливаюсь, а сердце мое и голова разрываются от ужасной боли…

Впервые я пришел в себя только спустя две недели после ранения. В первый момент я боялся открыть глаза, не соображал, что со мной случилось и где я нахожусь… Затем я услышал скрип двери и чей-то голос, который произнес по-русски несколько слов, но я разобрал только одно: «окно». Видимо, кому-то что-то нужно было сделать с окном… А через секунду я почувствовал, что в комнату вошла мама.

«Мама!» — хотел я крикнуть, а вслух еле слышно прошептал:

— Мамочка…

Мама схватила мою руку и прижала ее к своему сердцу.

— Фери! — со слезами в голосе причитала она. — Паршивый мальчишка, как же ты всех нас перепугал…

Спустя несколько минут я узнаю о том, что меня ранило в голову осколком. Майор Головкин сам отвез меня в госпиталь. По дороге он все время торопил шофера: «Гони быстрее! Быстрее!». А в госпитале старый врач сделал со мной прямо-таки невозможное… Чудо, да и только!

Через несколько недель я в первый раз встал с постели. Правда, всего на минуту, но все же встал.

Ноги у меня дрожали, как будто были чужими, в голове стоял страшный шум. Но это ничего, я был безумно рад, что жив и нахожусь в родном селе.