Unknown

Встречный ход последовал незамедлительно. Слух о зверских набегах Франке Аррасского докатился даже до французского двора, и король при всех назвал его бандитом, достойным виселицы. Однако, когда стало известно о победе соединённых отрядов Жанны и гарнизонов де Гирезме и Кеннеди, а потом ещё и о том, что Жанна отдала Франке горожанам для расправы, никто почему-то не ликовал. Ла Тремуй сурово нахмурился, и все те, кто с самого начала был против появления Жанны при дворе дофина, и более всего их оказалось среди священников, наконец, открыто и безнаказанно начали негодовать. Дескать, подобная жестокость в Господней посланнице вещь, по меньшей мере, странная. Что с христианским милосердием она должна бы была взять с бургундской стороны выкуп, а не злить герцога Филиппа самоуправством…

А тут ещё, в самый разгар подобных разговоров, прошёл слух о том, что многочисленные и хорошо вооруженные английские отряды движутся в Бургундию, чтобы соединиться с войсками герцога. При этом открыто о возобновлении военных действий никто не заявлял, и перемирие, заключённое в августе, якобы, оставалось в силе. Но факты говорили сами за себя. Поэтому в конце апреля герцогиня Анжуйская предприняла попытку воздействовать на короля, как в старые добрые времена! Явилась на приём с целым ворохом тщательно продуманных умозаключений, потребовала немедленно вернуть Жанну ко двору, потому что с небольшими силами ей против англо-бургундского войска не выстоять, а терять Деву именно сейчас ни в коем случае нельзя, поскольку в Кале, по слухам, скоро должен прибыть малолетний английский король со сворой лордов и дядей Винчестером! Что всё это неспроста и, наверняка, преследует какую-то цель! Что нужно вместе с Жанной призвать обратно и всех военачальников, и быть готовыми ко всему!

Но красноречие мадам пропало впустую. Шарль только досадливо поморщился.

– Опять советы, матушка? Уж коль вы так любите их давать, посоветуйте лучше вашей невестке задержаться у нас до зимы. Её фрейлины так прелестны… А что до Жанны… Пускай себе воюет, она же так этого хотела. И так негодовала на меня за все заботы и просьбы нас не покидать…

Ла Тремуй был весьма доволен развитием дела А тут ещё и знакомый тайный посланник, доставил новую весточку от Кошона.

Теперь этот Ла Фонтен прибился к посольству герцога Филиппа, которое прибыло к французскому королю с чем-то вроде ноты протеста за самоуправные действия в Ланьи «девицы Жанны дю Лис, прозванной Девой». И пока бургундцы возмущались по поводу зверской расправы над Франке Аррасским, которого почитали как смелого воина, и за которого готовы были бы заплатить солидный выкуп, господин Ла Фонтен успел шепнуть Ла Тремую, что, кроме письма, имеет и устное послание от епископа.

– Я всё понял, сударь, – сказал Ла Тремуй, когда уединившись ото всех, выслушал торопливо шепчущего Ла Фонтена. – Можете передать епископу, что лично меня мнение его преподобия, как представителя церковной власти, равнодушным не оставило. Более того, поскольку разговор у нас приватный, я готов признать, что и при нашем дворе некоторые священнослужители высказывали уже опасения по поводу природы голосов, которые, якобы, слышала эта девица. Но… Вы же понимаете, король считает себя обязанным… Нужно время, чтобы он осознал тоже, и тогда… Тогда, да, конечно, всё, что вы предложили, окажется выполнимо…

– Разве зверская расправа над Франке не заставит его величество засомневаться? – спросил Ла Фонтен.

– Не думаю.

Ла Тремуй снисходительно улыбнулся.

– Этот ваш бандит возле Ланьи тоже не прогуливался, ведь верно? К тому же, тот факт, что Жанна выдала его на расправу жителям, которым он понаделал бед, к ереси и колдовству никак не привязать.

– Было бы желание… – начал было Ла Фонтен.

Но Ла Тремуй уже потерял интерес к беседе.

Он не собирался давать прямой ответ прямо сейчас – хотел ещё поторговаться. К тому же, не считал возможным обсуждать столь важный вопрос всего лишь с посланником, который вряд ли был этого достоин и, наверняка, не понимал всю глубину замысла. Замысла опасного, но очень привлекательного, и, что самое приятное, ставящего Ла Тремуя в положение человека, от которого зависит, КАК БУДЕТ ДАЛЬШЕ! Из-за этого он решил не ставить короля в известность о своих делах с Кошоном, хотя и пускал епископу пыль в глаза, давая понять, что действует с королевского, якобы, согласия.