Unknown

Интересно, откуда они его взяли? Наверное, мне лучше этого не знать.

— Ванная в задней части, — говорит Медведь. — Твой наряд висит внутри. Постарайся побыстрее, ладно?

Я киваю.

Помещения не намного больше, чем в обычном самолете. Но там есть крошечная раковина, отделанная мрамором, и впечатляющая, хотя и маленькая душевая кабина. На задней стенке двери, заключенный в прозрачный пластик, висит темно-синий брючный костюм моего размера.

Бренд Эскада. Я определенно стала одеваться моднее с тех пор, как Тома разоблачили как оперативника, это уж точно.

Согласно инструкциям Медведя, я спешу. За костюмом находится сумка с бельем. Однако, обуви нет, так что я выхожу босиком.

— Куда это деть? — спрашиваю я, держа в одной руке старую одежду, а в другой ботинки. — У меня остаются те же ботинки, потому что я не...

И я останавливаюсь как вкопанная.

Том стоит в проходе и натягивает темные боксеры. Его руки сгибаются, а хозяйство свободно болтается. Так много кожи, на которую можно посмотреть. Возьмем, к примеру, гребни его позвоночника и сильные плоскости мышц спины, ведущие к ямочкам над задницей. Печаль и почти безразличие дней, предшествовавших моему уходу от него, сменились ужасной сверхчувствительностью к нему, которая растет с каждой минутой. И это опасно.

Не могу отвести взгляд достаточно быстро.

Почему, черт возьми, этот мужчина не может оставаться в одежде? Я чувствую себя атакованной.

— Дай мне секунду, — говорит он, потянувшись за черными брюками, а потом тоже останавливается. — Почему у тебя такое сердитое лицо?

— Я не сержусь, со мной все в порядке. Не мог бы ты одеться? Мы ведь торопимся, верно?

— Хм. Я нахожу интересным то, что вид меня голым раздражает тебя до такой степени.

— Том, — рычу я.

Уголок его рта приподнимается.

Ухмыляющийсяублюдок.

— Брось их где-нибудь. Я с ними разберусь. Твоя обувь и пальто вон там, на кресле.

Я не бросаю свою одежду на пол, потому что это было бы по-детски и, возможно, подтвердило бы его дерьмовую теорию о том, что я раздражена его голой задницей. Он прав, но ему не нужно этого знать. Кроме того, мне действительно понравилась эта пижама с единорогами. Вместо этого я осторожно кладу свою ношу на белое кожаное сиденье и поворачиваюсь, чтобы осмотреть остальные свои вещи. И я не думаю о крепкости его бедер или о чем-то подобном. Хотя, возможно, мне скоро понадобится немного времени наедине с собой. Вся эта беспокойная (возможно, слегка сексуальная по своей природе) энергия накапливается внутри меня. Это не может быть здоровым. Может быть, это было вызвано всем этим непрекращающимся страхом и напряжением из-за того, что меня чуть не убили. Он тут ни при чем. Или это не должно иметь к нему никакого отношения.

Да, точно.

Несмотря на это, я больше не обращаю внимания на Тома. Приятно знать, что у меня есть хотя бы такая сдержанность. Тем временем Медведь сидит в кабине и делает то, что делают пилоты перед взлетом. Моя обувь — остроносые серые кожаные ботильоны на высоком каблуке, в которых я вполне могу сломать лодыжку. Хотя они прекрасны. Я бы убила еще за косметику, но это неважно. Шерстяное пальто, пара больших солнцезащитных очков и сумочка от Хлои завершали образ. На самом деле в сумке ничего нет, но невозможно получить все.

— Если ты заставишь меня выбросить этот наряд куда-нибудь, мне придется причинить тебе боль, — говорю я. — Я хорошо в нем выгляжу.

— Ты хорошо выглядишь во всем, и я куплю тебе еще вещей с рисунком единорога. Обещаю.

Я игнорирую комплимент. Так будет безопаснее. И все же, когда я осмеливаюсь взглянуть из-под ресниц, трудно сказать, испытываю ли я облегчение или разочарование от осознания, что он полностью одет. Судя по всему, на нем тоже дизайнерская одежда. Прекрасно скроенный черный костюм с простой белой рубашкой. Галстука нет. Блестящие черные туфли и зачесанные назад волосы. Говорят, мужчина в костюме похож на женщину в нижнем белье. Теперь я понимаю почему.

— Итак, что за повод для нарядов? — спрашиваю я.

— Пара богатых придурков, отправляющихся в Нью-Йорк за покупками и парой концертов, не должна вызвать никакого интереса.

— Будем надеяться, что нет.

Том собирает старую одежду и выбрасывает ее в все еще открытую дверь самолета. Такая пустая трата. Надеюсь, тот, кто воспользуется аэродромом в следующий раз, найдет им применение. Мои родители были бы в ужасе. Они не избавляются ни от чего, пока оно не износится наполовину, и даже тогда оно неизбежно каким-то образом перерабатывается.