Unknown

Крючок застревает у меня в животе и медленно тянет меня к телефону. Я наклоняюсь над экраном, моя голова находится между головами Фрэнка и Генриха.

Изображения ужасны и наглядны: безголовый торс с оторванной грудью. Разбросанные конечности. Отрубленная нога в туфле на высоком каблуке.

— Какого черта! — кричу я. — Это в новостях?

— Это не новости, — с отвращением говорит Джоанна из раковины. — Это сайт о настоящих преступлениях. Они, наверное, купили фотографии у одного из копов.

— Я не хочу на это смотреть, — говорю я, отступая назад.

У меня сводит живот.

Девушка была стройной, с татуировкой феоникса на ребрах. У меня татуировка в том же самом месте. Без головы... она вполне могла бы быть мной.

— Никто из нас не должен на это смотреть, — огрызается Джоанна. — Это неуважительно. Надеюсь, они найдут того, кто слил эти фотографии, и уволят его задницу.

— Я не глазею, — говорит Эрин. — Они нашли ее прямо на поле для гольфа в Линкольн-Парке. Это всего в паре миль отсюда! Этот псих может жить прямо рядом с нами.

Мой желудок сейчас делает смертельный кульбит, как крокодил.

Коул живет в там. Он играет в гольф на этом поле.

— Когда она умерла? — спрашиваю я.

— Думаю, после полуночи, — говорит Эрин. — Она была еще теплая, когда ее нашли.

Я покинула шоу в 11:00.

По дороге я захватила парня на одну ночь.

Что, если Коул сделал то же самое?

Это звучит нелепо. Я проводила с Коулом по несколько часов подряд. Мы часто бываем одни. Если бы он хотел превратить меня в фарш, то уже давно мог бы это сделать.

И он действительно не выглядит сумасшедшим. Контролирует и манипулирует, конечно. Интенсивный, безусловно. Но мог ли он на самом деле наложить руки на женщину и разорвать ее в клочья?

Я заставляю себя снова наклониться над телефоном.

Эрин прокручивает страницу чуть ниже.

Вот голова девушки, ее черты лица странно не выражены, глаза широко открыты, молочные, как стеклянные шарики.

Она была прекрасна.

И очень, очень напугана.

Я подбегаю к раковине, и меня рвет.

21

Коул

Соня вбегает в мой кабинет. Она стоит в дверях, застыв от ужаса перед разрушениями внутри.

— Боже мой, что случилось? — кричит она.

Я уже положил клюшку для гольфа обратно в сумку.

Но скрыть то, что я сделал, невозможно.

— Я разбил модель солнечной батареи, — говорю я.

Соня смотрит на меня в ужасе, слезы заливают ее бледно-голубые глаза.

— Как ты мог? — говорит она.

— Она принадлежит мне, — рычу я. — Я могу хранить его или уничтожить.

Она смотрит вниз, на толстые сугробы разбитого стекла, наклонив голову, отчего слезы текут по ее щекам.

За все время, что она работает на меня, я ни разу не видел, чтобы Соня плакала. Она компетентна и способна, а свои эмоции надежно держит на замке. Вот почему мы с ней ладим. Я не потерплю ничего меньшего.

Однако я не виню ее за слезы в этот момент. Солнечная модель была одним из самых потрясающих произведений искусства, которые я когда-либо видел. Поистине уникальное и незаменимое.

Я уничтожил ее под влиянием импульса.

Со мной что-то происходит.

Что-то захватывает меня, крутит, меняет. Я заразился. А Мара - это болезнь.

— Пусть кто-нибудь уберет это, — приказываю я.

Я выбегаю из кабинета и направляюсь на главный этаж. Я не заглядываю в студию Мары - знаю, что ее здесь нет. Скорее всего, она еще дома, спит.

Проходя мимо стола Дженис, я вижу нескольких художников, столпившихся у экрана ее компьютера. При моем приближении они расходятся, спеша во все стороны, кроме моей.

Дженис пытается закрыть окно браузера, но я отбиваю ее руку в сторону, рявкнув: — Что ты смотришь?

— Еще одну девушку убили, — заикается Дженис. — Это случилось прошлой ночью.

Я наклоняюсь над ее столом, неприятно окутанным ее тошнотворно-сладкими духами, чтобы рассмотреть экран компьютера.

Она зашла на какой-то дрянной сайт о настоящих преступлениях. Страница покрыта полноцветными фотографиями места убийства.

Работа Аластора.

Его тела гораздо отчетливее, чем его картины.

И все же... это новый уровень насилия, даже для него. Я вижу безумие в разбросанных частях тела. Это была не просто похоть... это была ярость.

Я снова встаю, а сердце уже возвращается к своему ровному ритму.

Это объясняет, почему Аластора не было на шоу вчера вечером. Должно быть, он отвлекся по дороге.

Он пропустил то, что должен был увидеть.

К счастью для меня. У меня есть еще немного времени.

Я подхожу к мрачной викторианской квартире Мары. Я стучу в дверь, пугая ее соседа Фрэнка, который открывает дверь после долгой задержки, выглядя под кайфом и параноидально.

— О, — говорит он, выглядя отчасти облегченным, а отчасти еще более растерянным. — Это ты.

— Где Мара? — спрашиваю я.

— Не знаю, — бормочет он, проводя рукой по своим диким кудрям. — Может, на работе?

Как только мне в руки попадает ее телефон, я устанавливаю на него маячок.

Это намерение превращается в абсолютную навязчивую идею, поскольку я безуспешно посещаю поочередно парк Сладкого Клена и парк Золотые ворота, но не нахожу ее.

ГДЕ ОНА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?