Но я дошел до следующего перекрестка (стрелки на знаке гласили ВВЕРХ, ОБРАТНО и В ТУ СТОРОНУ), и там стоял Роджер, пальто теперь свисало с одной руки, рубашка прилипла к его спине в виде темного дерева. Я почти ожидал увидеть его стоящим на берегу реки, вялого притока Амазонки или Ориноко, протекающего прямо посреди Сентрал-Фолс, штат Род-Айленд. Реки не было, но запахи были гуще и прянее, а запах гниющей плоти - еще сильнее. Это сочетание было настолько резким, что у меня защипало в носу, и заслезились глаза.
- Не двигайся вправо, - сказал Роджер почти рассеянно. - Ядовитый сумах, ядовитый дуб и ядовитый плющ. Растут рядом друг с другом.
Я посмотрел и увидел скопление блестящих листьев, большинство из которых были зелеными, некоторые - зловеще-алыми, и все они, казалось, истекали ядовитым маслом. Прикоснись к этому дерьму, и ты будешь чесаться целый год, подумал я.
- Джонни.
- Нам нужно убираться отсюда, - сказал я. Затем добавил: - Если, конечно, мы сможем найти выход.
Почему мы пришли сюда, зачем мы это сделали? Зачем, если человек, который указал нам путь, был так очевидно мертв? Я понятия не имел. Должно быть, нас околдовали.
Безусловно, Роджер Уэйд был кем-то околдован. Он снова произнес мое имя -
- Что? - Спросил я, недоверчиво глядя на лоснящуюся маслом смесь листьев ядовитых дуба, сумаха и плюща. Этот слюнявый чмокающий звук был теперь гораздо ближе. Растение-людоед, без сомнения, жаждет своей пищи. Нью-йоркские редакторы под соусом тартар, как же вкусно.
- Это все яд, - сказал он все тем же мечтательным голосом. - Яд, или галлюциноген, или то и другое вместе. Это дурман155, вон там, или трава Джимсона - он указал на отвратительное зеленое пятно, растущее из чего-то, похожего на лужу стоячей воды. - ...и дарлингтония156 или трава Джо-пая... еще никотиана157, паслен158... наперстянка159... молочай160, опасная разновидность пуансеттии161... Господи, я думаю, что это царица ночи162. - Он показывал на огромное растение с плотно свернутыми цветками на фоне тусклого серого света. Роджер повернулся ко мне. - И еще кое-что, чего я не знаю. В большом количестве.
- Ты, должен был узнать и антуриум163, - раздался позади нас веселый голос.
Мы повернулись и увидели миниатюрную женщину с мужеподобным лицом, коренастым телом и короткими седеющими волосами. На ней был одет серый замшевый берет, и она курила сигарету. Её, казалось, жара не беспокоила.
- Ничего опасного здесь нет, конечно, листья ревеня164 могут слегка разладить ваше пищеварение - я бы не удивилась, - и стручки глицинии165 тоже на вкус довольно противные. Кто из вас Джон Кентон?
- Я, - ответил я. - А вы - миссис Барфилд.
- Мисс, - сказала она. - Я не покупаюсь на это политкорректное дерьмо. Никогда так не делала. Вы, ребята, не должны были приходить сюда одни.
- Я уже это понял, - мрачно сказал я.
Я мог бы сказать что-нибудь еще, но не успел, так как Тина Барфилд сделала удивительную вещь. Она подняла ногу, обутую в приличный черный ботинок, затушила об него сигарету и протянула окурок в сторону, где над тропинкой (я больше не мог думать о ней как о проходе, хотя пол был покрыт потрескавшимися остатками оранжевой плитки; мы были в джунглях, а когда ты там, ты идешь по тропинке, а не по проходу... если, конечно, тебе посчастливится её найти) нависала ветка, полная каких-то стручков. Один из стручков раскрылся, превратившись в маленький жадный рот. Он съел все еще тлеющий окурок из ее руки и снова закрылся.
- Боже мой, - хрипло произнес Роджер.
- Это что-то вроде мухоловки, - равнодушно ответила женщина. - Глупый педераст съест все, что угодно. Можно было предположить, что он задохнется, но где там. Теперь, когда ты здесь, позволь мне кое-что тебе показать.
Она проскользнула мимо нас и зашагала дальше по тропинке, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, что мы следуем за ней... но мы следовали, будьте уверены. Она повернула налево, направо, потом еще раз направо. И все это время эти аритмичные чавкающие звуки становились все сильнее и сильнее. Я заметил, что она была одета в брючный костюм клюквенного цвета, такой же практичный, как и ее туфли. Она была одета, как женщина, которой есть куда пойти, и есть чем заняться.
Теперь я вспоминаю, как мне было страшно, но помню смутно.
Как я был уверен, что мы никогда не выберемся из этого ужасного душного места. Затем она свернула за последний угол и остановилась. Мы присоединились к ней.
- Ну, ни хрена себе, - прошептал я.
Впереди тропинка обрывалась. Или, скорее, она заросла. Те растения, преграждавшие нам путь, были грязного серовато-черного цвета, а из их ветвей росли цветы - я думаю, это были цветы - розовато-красные, словно инфицированные раны. Они были длинными, как лилии прямо перед цветением, и медленно открывались и закрывались, издавая эти чавкающие звуки. Только теперь, когда мы были прямо перед ними, это больше не походило на чавканье. Это было похоже на разговор.