Unknown

Сейчас на него трудно смотреть. Он жалуется, что знает маму всего несколько месяцев, в то время как я годами разбираюсь с ее дерьмом. Зная это, он все равно не проявил ни капли заботы. Он отвернулся и оставил меня разбираться с последствиями.

Все в порядке. Я все равно никогда не воспринимала его как брата. Но иногда надеяться и разочаровываться — это хуже, чем не надеяться вообще.

— Нет, Каденс. Мы еще не закончили. — Говорит он с раздражением.

Эмоции начинают жечь мне глаза. — Что тебе от меня нужно? — Кричу я.

Кричать — единственный способ не дать слезам пролиться. Я измотана. Физически и морально вымотана до предела.

— Послушай, я знаю, что сейчас ты меня ненавидишь. И если честно, мне не особенно нравишься ты или то, что ты представляешь. Ты чертовски похожа на нее, и это не дает мне покоя.

Я смахнула сердитую слезу, скатившуюся по щеке.

Он смотрит на меня сверху вниз, краснея, как будто борется со своими собственными слезами.

— Но мне было тяжело. Это не потому, что я хочу отгородиться от тебя, понимаешь?

— Тебе тяжело? — Шиплю я. — Попробуй быть семнадцатилетним и поступить в самую шикарную школу на рабочую стипендию. Оставаться убирать классы, а потом бежать в закусочную на смену. А потом играть музыку в холле по ночам, потому что тебе нужны деньги на аренду. И кстати, о деньгах на аренду, попробуй получить по почте уведомление о том, что ты не выплатил кредит!

Его глаза расширяются, и он делает шаг ко мне. Положив руки мне на плечи, он прохрипел: — Что тебе прислали по почте?

— Отстань от меня. — Я убираю его руки.

Все еще выглядя ошеломленным, Рик прикрывает рот рукой. — Произошла ошибка. Ты не должна была получать никаких писем.

Я замираю. Его слова крутятся у меня в голове, но они не имеют смысла.

Он втягивает губы в рот, выглядя побежденным.

— Это ты платил банку. — По мере того как я говорю, кусочки головоломки складываются в единое целое. — Ты, конечно. Мама не была бы достаточно ответственной, чтобы договориться с ними. Это ты платил за нашу квартиру с тех пор, как она...

— Я не хотел тебе говорить. Но я потерял работу, и мне пришлось искать другую. Эта работа, — он жестом указал на униформу охранника, — позволяет мне зарабатывать столько, чтобы хватало на обе наши аренды. Но каждый месяц мне не хватает. Я не успеваю платить.

Меня пронзил шок. Неудивительно, что он набросился на меня, когда я спросила, почему он не позаботился о счетах за электричество, как обещал. Он и так уже выбивался из сил, пытаясь покрыть наш кредит.

Мама никогда ничего нам не оставляла. Ее последним поступком как нашей матери было свалить всю ответственность на плечи своих детей.

Я отворачиваюсь, потому что мне больно слышать правду. Какая-то часть меня думала, что в конце она изменилась. Может быть, хоть раз она действительно поступила бескорыстно.

Удивительно узнать, что я ошиблась.

Удар узнать, что мой сводный брат заботился о нас, а я обижалась на него.

Это удар — узнать, что многие вещи, которые, как мне казалось, я знала, оказались ложью.

Голова раскалывается.

— Каденс.

— Тебе больше не придется заботиться о нашей аренде. — Наконец выплевываю я.

— Не надо. — Я отдергиваю руку, прежде чем он успевает дотронуться до меня. — Мы действительно были для тебя обузой. Я понимаю, почему ты на нас обижаешься. Если бы я знала, я бы позаботилась об этом раньше.

Мои ноздри раздуваются. Я говорю о многом, но у меня нет выхода. Я чувствую, что тону. Все внутри затягивает так сильно, что я даже не могу дышать.

Мама продолжает преподносить мне сюрприз за сюрпризом, но все ее «подарки» разлетаются у меня перед глазами. Я не уверена, сколько еще ее секретов я смогу вынести.

— Подожди. — Рик кладет руку мне на плечо.

— Убери от нее руки. — Шипит голос сквозь ночь.

В тот момент, когда я чувствую себя наиболее хрупкой и борюсь с вопящим хаосом в голове, в поле нашего зрения попадает Датч.

Я смотрю на него, и разбитые осколки, оставшиеся в глубине моей души, разбросанные за годы жизни с болью и сердечной болью, оживают. Змея, поднимающаяся из дыма.

Хаос во мне становится громче. Уайлдер.

Сегодня я жажду крови.

И я собираюсь взять этот фунт плоти у Датча.

ДАТЧ

Она дикая. Огненная. Моя.

Моя.

Эта уверенность приходит, когда я вижу Рыжую, стоящую рядом с охранником.

Каденс не давала мне покоя, прорываясь сквозь мою защиту. У меня есть к ней интерес, и он сильнее, чем я хотел бы признать. Но это совсем не то, что сейчас.

Проклятье. Когда я услышал, как сегодня играет Рыжая, у меня не только штаны подтянулись. Мое сердце, мои легкие, мои пальцы — все отзывалось на нее. Она — то, чем должна быть музыка. Все, чем моя музыка не является.

Сейчас, стоя так близко к ней, я словно переключился.

Снова.

Но на этот раз он прочно зафиксирован на Рыжей.

Я делаю все возможное, чтобы сдержать себя. Потому что моя рука умоляет меня нащупать ее талию и впиться в мой бок. Это не просто физическое желание. Это нечто большее.

Она нужна мне на коже, как бальзам на ожоге. Нужно вдыхать ее, пока все, из чего она состоит, не станет тем, из чего состою и я.