Unknown

Остальные на него не хорошо посмотрели, видать и сами подозревали. Двое встали, так тот рванул к двери и заколотил в неё. Выпустили. А вскоре и за мной пришли. Ну, здравствуй родной карцер. Как звук шагов удалился, я достал стул, разложил, забрался за него, вытирая ноги полотенцем. Дальше телогрейку накинул, на ноги валенки, из котелка поел горячего куриного бульона с лапшой, а то уже носом шмыгаю и тело ломит, простудился, и стал дремать, хоть так вприсядку посплю. Опыт уже есть. Просыпался часто, от любого шума, поэтому, когда дверь открыли, часов пять прошло, я так и стоял в воде по колено, прислонившись к стене, и дремал. Делал вид.

- На выход, - с хмурым видом велел конвоир.

- Дверь закрой, холод выпускаешь, - схохмил я хриплым голосом, и меня тут же скрутил жуткий кашель.

Впрочем, тот ждать не стал, за ворот схватил, резко, что оторвал его, но смог вытащить, дальше поддерживая, повёл наверх. Оказалось, всё, выпускают, выдали всё что забрали, когда принимали и описывали всё что при мне было. А потом бланк о неразглашении пододвинули, и капитан, всё тот же Гольцев, велел:

- Подписывай.

- Прям разбежался.

- Не подпишешь, хуже будет. Или думаешь байки свои рассказывать?

- Я много новых придумал, слушателей немало, порадую их злобными гэбистами.

- Если не подпишешь, обратно в карцер.

- Ну карцер так карцер.

Меня снова скрутило кашлем, ломота по всему телу, но я не препятствовал, когда меня раздели, в этот раз и френч отобрали, а он шерстяной, и снова в карцер. Так что закутался в тёплые вещи и дальше ждать. Когда-нибудь им это надоест. Может снова кулаками поработают? Хоть согреюсь. Да, похоже в ребре трещина, ноет. Вот так и забылся в тревожном сне. И знаете, чудом, уже когда конвоир щёлкал замком, я успел всё убрать, тот с подозрением осмотрелся, и велел на выход. Двинул сам, хотя и серьёзно шатало. Ног почти не чуял. Оказалось, следы на бетонном полу окровавленные за мной тянулись. Опять о ступеньку разбил, даже не почувствовал. А вот и Гольцев, и один.

- Не подпишу.

- А и не нужно, ты уже подписал, поэтому если пасть раскроешь, будешь отвечать по-военному времени.

- Да по*уй.

- Пошёл вон.

И я пошёл, снова вещи выдавали. Мои, всё проверил, на месте. На распухшие ноги с трудом натянул сапоги, после этого смог покинуть это здание, я уковылял в ближайшие жилые дома, где переоделся в гражданское, и в ближайшую больницу, что гражданских обслуживает. Там мной и занялись. Подкинул деньжат врачу и тот со мной как с родным возился. Документов нет, записался как Герман Бесфамильный. Вот так и приступили к лечению, а простуда за меня серьёзно взялась, два дня в забытьё, ноги лечили, хорошо на лёгкие не перешло, пневмонии не было. Однако две недели в больнице пролежал. Лечили вполне себе. Кстати, кто я такой узнали через десять дней. Милиционер приходил, он и выяснил. Тут уже скрывать не стал, мне заметно легче стало. Сказал, лечился от избиения сотрудниками на Лубянке, морили голодом, в ледяной воде карцера держали. Особо ничего не скрывал. Мол, выбить признания не смогли, вынуждены были отпустить. Там уже и командиры из столичного гарнизона прибыли. А я оказывается – дезертир. Военюрист и стал вести опрос. О том, что со мной на Лубянке делали, сказал, что Гольцев меня к интиму склонял, они там все по мальчикам, но не дался я, выслушал с интересом, но в опросные листы вносить не стал. Так и сказал, плохо себя чувствовал, и чтобы снова в подвалы Лубянки не утащили, а они это постоянно делают, два раза уже, решил тут в обычной больнице отлежатся. Повторно карцер с водой я не выдержу. Военюрист и пояснил, что меня по всему городу искали несколько дней, пока не объявили пропавшим без вести, а потом почему-то дезертиром. Оказывается, на выходе с Лубянки меня машина ждала, чтобы отвезти в гостиницу. Так и не дождалась. А вот это странно, машины точно не было, я бы запомнил, да и сотрудники НКВД ничего про неё не сказали. Юрист внёс это в опросные листы. От него узнал, что полк мой воюет, комполка Героя получил, меня тоже наградили, но вручить не смогли, я пропал. А так суд будет, решаться по мне. Всё же официально дезертиром признали. Буду подавать апелляцию, я был болен и лечился в больнице. В общем, что-нибудь придумают. Я скрестил пальцы, чтобы суд был в мою пользу. В тылу безопаснее. Даже на зоне.