Unknown

В рамках этого процесса исчезает как субъект мышления, так и мышление, претендующее на универсальность. «Сначала было слово, и слово было у бога, и слово было бог». В этой библейской формуле слово — это греческий логос: одновременно и разум, и идея, и закон. Виртуализирующееся общество нашло себе нового бога-слово, но это слово — не логос, а информация. Это божество уже не претендует ни на рациональность, ни на целостность, ни на всеобъемлющее абсолютное значение, как религиозный бог в Средние века или философский бог в философских системах капиталистического общества, находящегося на восходящей стадии развития. Слово-логос — как философский бог — было целостным по определению, рациональным само в себе. С ним соотносили рациональность мира. Слово-информация (или визуальный образ, сути это не меняет), ставшее на его место, само по себе даже по видимости не обладает ни всеобъемлющей рациональностью, ни значимостью. И, тем не менее, ему «молятся», возводят «храмы», а его «алтарь» имеется в каждом доме и у каждого человека. И даже общество с определенного времени называют «информационным», или еще недостаточно «информационным», подчеркивая стремление к информационности.

Информация рассматривается как нематериальное топливо, приводящее, или, по крайней мере, могущее приводить в движение общественный механизм. Поэтому общение с этой точки зрения сводится к постоянно повторяющимся и возобновляющимся актам обмена информацией, каждый из которых сам по себе закончен. Законченность эта определяется объемом сообщения, которое может быть целостным, внутри себя логичным, но вовсе не обязательно логически связанным с другими сообщениями или с тем, о чем оно, и пригодным только для единичного акта потребления. Жизнь протекает в потоке информации точно так же, как и в потоке вещей.

Единица информации точно так же, как и вещь, выступает как функциональное единичное, на уровне потребления имеющее ценность как таковое, вне зависимости от ценности другой информации, и теряющее ее, будучи потребленным. Как и в массовом производстве вещей за одной вещью следует другая, так и в массовом производстве информации как промежуточного продукта в производстве человека за одной единицей информации идет следующая, такая же частичная, но и такая же целая, как любая вещь.

Массовое производство вещей породило как товарный фетишизм, так и в дальнейшем развитии кризисы перепроизводства товаров. Порожденное массовым производством вещей массовое производство людей, в котором люди выступают не только как конечный продукт, но и встроены в свое собственное производство как агенты, то есть, по вещному принципу, предполагает фетишизацию и перепроизводство информации, без которой невозможен современный «конвейер» частичных качеств индивидов.

Информация является промежуточным продуктом непосредственного производства человека, который в свою очередь сам еще требует переработки посредством индивидов. Поэтому информация как общественно значимый феномен имеет самостоятельное значение по отношению к тому, о чем эта информация. И даже живые люди, участники коммуникации, наделяются значением как функции слова-информации (автор как функция текста у Фуко). Этот факт самим своим существованием разрушает производство рациональности как таковой, не только в области теории, где рациональность на протяжении всего ХХ века подвергалась критически-теоретической деструкции, но на уровне тех или иных производственных процессов, особенно когда речь идет о производстве человека. Поскольку самостоятельное социальное значение имеет все, что может быть единицей информации, пока эта информация способна социально функционировать как таковая, сознание, как общественное, так и индивидуальное лишается целостности и ЦЕЛО (не путать с целе)рациональности. Поскольку речь всегда идет не о моментах целого, а постоянно о разных вещах, значимых или не значимых в данный момент, для того или иного действия.

Эта возможность, ставшая реальностью, была заложена с самого начала капиталистического применения машин, где общая логика вещей определяет человека. Дальнейшее развитие машинной логики, порождающее «машину желания» [2] в самом широком смысле, в котором только можно употребить этот термин, вытесняет логику вещей в пользу логики единичной вещи. Но логика единичной вещи является продолжением общей логики вещей и не выходит за ее пределы — это все та же логика товарного производства, хоть и стремящаяся к самоотрицанию.