Unknown

- А потом я узнал, что Железнорукий уехал, - Волков не стал говорить товарищу про роль Агнес, не нужно ему знать это, - решил повторить атаку. А мужички тут и посыпались без своего главного. Даже и не попытались толком биться. Всё больше разбегались.

- Ах, какое славное было дело! Уже все о том говорили, что вы и вправду Длань Господня. Жалею о том, что меня с вами не было.

- Не волнуйтесь, друг мой, доля из трофеев, что причитается второму офицеру, за вами.

- Благодарю вас, друг мой, - Карл Брюнхвальд встал и поклонился.

- Полноте, - Волков жестом велел ему сесть, - ешьте лучше и не волнуйтесь, нет у меня второго офицера равного вам.

- А господин Рене?

Полковник только поморщился.

- А Роха? Он и человек редкой стойкости!

- Тут не поспоришь, Роха храбрец, и очень мне помог, кроме него и Пруффа не на кого было мне опереться… Но все дела, которые должен вести старший офицер, перекладывает на подчинённых, сам же будет сидеть и пить вино.

- А другие офицеры, новые, как они вам? - спросил Брюнхвальд.

Волков ответить не успел, внимание их привлекли возня и крики слёзные.

- Прошу вас, прошу…, - взвизгивал кто-то с другой стороны шатра.

- Куда? Куда прёшь, паскуда…, – слышали офицеры грубый голос, в котором Волков сразу узнал голос сержанта своей охраны Уве Вермера.

- Мне надобно к вашему полковнику, к Инквизитору…, - рыдал некто голосом тонким.

- Гюнтер, - распорядился Волков, - узнай, что там.

Денщик, что прислуживал офицерам за столом, тут же ушёл и почти сразу вернулся:

- Посетитель к вам, а наши люди ему руки ломают.

У кавалера было сейчас очень хорошее настроение, рад он был, что старый его товарищ снова с ним, может, поэтому он сказал:

- Скажи, чтобы допустили.

Гюнтер ушёл и вскоре снова вернулся, но теперь с ним шёл сержант Вермер и молодой заплаканный человек лет девятнадцати-двадцати. Он сразу начал низко кланяться и, всхлипывая, говорить, хотя не знал, к кому обращаться. Смотрел то на Волкова, то на Брюнхвальда:

- Добрый господин, помилосердствуйте, у меня жена на сносях, а детей уже двое, две сестры не замужем, брат больной…

- Кто таков? – коротко бросил ему кавалер, не дав договорить дураку про семью.

- Я купец, Хельмут Майнцер из Ламберга, - глотая слёзы, рассказывал купчишка. – Вы нынче ночью изволили у меня товары забрать, а у меня брат больной и матушка слепа и глупа по старости…

- Как ты сюда попал? - морщится кавалер. – Кто тебя пустил в лагерь?

Купчишка замялся, рыдать престал.

- Отвечай, мерзавец, - произнёс Карл Брюнхвальд сурово, - не забывай, перед Инквизитором стоишь, он всё равно правду узнает!

- Меня сюда господин пустил, – лепечет купец.

- Какой ещё господин? – спрашивает капитан-лейтенант.

- С чёрной бородой.

- Одноногий? – догадывается Брюнхвальд, усмехаясь.

- Да, добрый господин.

- Роха, мерзавец, не первый раз уже берёт взятки и пускает в лагерь всякую сволочь, - смеётся Волков.

Карл Брюнхвальд смеётся тоже, отпивая из бокала разбавленного вина, так как кофе он не жаловал.

- Вот поэтому я и говорю вам, Карл, что мне без лейтенанта никак, да и комендант из Рене так себе, - тихо, чтобы не слышали подчинённые, говорит кавалер. И тут же говорит громко, обращаясь к купцу: - Так что тебе надобно?

- Прошу вас, добрый господин, выслушать, - заговорил купец быстро, боясь, что ему не дадут договорить. - Товары, что вы у меня забрали… Краски для красилен. Зелёные и бурые. За них я уже задаток взял у торговцев из Фёренбурга, а у наших менял так и заём ещё, чтобы с кавалером фон Эрлихгеном рассчитаться, а теперь я по миру пойду, а у меня матушка…

- Да слышал я, - перевал его кавалер, - матушка глухая, брат слепой, сёстры на выданье… А о том, что товар твой ворованный, ты будто бы и не знал, не знал, что его мужики-еретики у честного купчишки отняли, а самого купчишку до полусмерти били при том. Ну, соври, что не знал про то.

- А я-то не еретик, - воскликнул купец радостно, словно сие должно всё переменить, - я чту Истинную Церковь Матерь нашу, чту папу и хожу к причастию. Прошу вас, добрый господин, не разоряйте нашу фамилию, верните хотя бы краски. И тогда моя семья спасена, иначе нас и дома, и всего другого имущества кредиторы лишат. Помилуйте брата по вере.

Молодой купец сложил руки в молитве и упал на колени.

- Брат по вере? - Волков морщится. - И чем же ты лучше еретиков? Такой же вор, как и они. Сержант, гони его из лагеря вон, и чтобы в лагерь его больше не пускали.

Уве Вермер крепкой рукой старого сержанта схватил Хельмута Майнцера, купца из Ламберга, за шиворот и дёрнул так, что добротная ткань затрещала и нитками пошла:

- А ну вставай!

А купчишка на ноги не встаёт, тащится по земле и орёт:

- Стойте, стойте, добрый господин, не гоните, дозвольте сказать.

- Пошли, ты наговорился уже, - тянул его и дальше сержант по земле, утаскивал за шатёр.

- Господин, я знаю тайну… Тайну о большом богатстве.

Тут офицеры, смотревшие на это жалкое зрелище с презрением, в лицах переменились, переглянулись, и Волков крикнул:

- Вермер, отпусти его.

Молодой купец тут же вскочил и подбежал к полковнику, поклонился ещё раз на всякий случай: