Unknown

Вздрагивая от омерзения, я оттолкнул голого викария, и вбежал в церковь. Едва ли можно описать человеческими словами то состояние, в котором я тогда находился, во всяком случае, моего скромного литературного таланта на это не хватает. В моей голове крутилось только одно слово. Самое страшное слово из всех, что я знал.

И слово это было – «подсолнух».

«Подсолнуха» внутри не было, но то, что открылось моим глазам, преследует меня по сей день. К кресту посредине алтаря, сразу за кафедрой, были привязаны две девушки. Они стояли спиной друг к другу. Толстые веревки опутывали их ноги и поднятые вверх руки. Обе были совершенно обнажены.

- Аделаида! – я подбежал к дочери. Ее подбородок был опущен на грудь. – Адель, дочь моя!

Она с трудом подняла голову и, посмотрев на меня, вдруг улыбнулась:

- Папа! Я так рада!

Ее зрачки были расширены. Опиум! Этот негодяй опоил мою дочь опиумом!

- Как они, доктор? Как они? – каркающим голосом вопрошал откуда-то сбоку Лестрейд.

Я, пользуясь правом врача, бегло осмотрел свою дочь, затем – дочь инспектора. Барбара тоже была под наркотиком.

- Кажется, они целы, инспектор, - пробормотал я. – Кажется, они целы.

Я снял пальто, укутал девушек и только после этого обернулся. Лестрейд успел надеть на викария наручники и приковать его к деревянной колонне. Мисс Остин сидела на одной из скамей с опустошенным лицом: ей явно было дурно.

- Помогите мне, инспектор.

Мы принялись распутывать веревки, которыми викарий привязал к кресту наших дочерей. Наконец, Аделаида упала мне на руки, я подхватил дочь на руки и помог ей сесть на ближайшую скамью. Лестрейд между тем освободил Барбару, и, укутав своим пальто, усадил рядом с Аделаидой.

Рука инспектора легла мне на плечо. Я поднял голову и посмотрел на него: глаза старого служаки были полны слез.

- Спасибо, Ватсон, - сказал он дрогнувшим голосом. – Я… я по гроб жизни обязан вам. Вы поймали Садовника.

Я поправил пшеничного цвета волосы на лице моей дочери, и негромко сказал:

- Викарий не является Садовником, мой друг.

Лицо Лестрейда вытянулось.

- Не нужно так шутить, доктор.

Я вынул из кармана хронометр.

- Инспектор, ваши наручники ломают мне запястья, - пожаловался Холидей.

- На вашем месте я бы набрал в рот воды, - зло отозвался Лестрейд. – Так вы говорите, преподобный не является Садовником, Ватсон? Но кто же?

- Возьмите это, - я подал инспектору одну из веревок, которыми преподобный скрутил Аделаиду и Барбару.

Лестрейд сразу догадался, покачал головой:

- Еще церемониться с ним! Но вы правы, Ватсон, мы же не звери.

Инспектор подошел к Холидею и ловкими движениями заменил наручники на веревку.

Я посмотрел на часы и поднялся навстречу джентльмену, входящему в ворота церкви.

- Добрый день, сэр! Мы ждем вас!

39

Лицо учителя Джоуи Тернера на мгновение изменилось, когда он увидел нас с Лестрейдом, но тут же приобрело вполне спокойное выражение.

- Доктор Ватсон, я рад вас видеть, но не понимаю, что здесь происходит.

- Прошу вас, мистер Тернер, входите, - пригласил я. – И сядьте на это место.

- Убей меня Бог, Ватсон, если я что-нибудь понимаю, - пробормотал Лестрейд.

- Мистер Блащиковски!

Рыжий здоровяк заглянул в двери церкви и, похоже, собирался удирать, но я вовремя его заметил.

- Входите, вы как раз вовремя!

Поляк нехотя прошел в двери и, по моей просьбе, присел рядом с Тернером.

- Это черт знает, что такое, - проговорил он, с опаской поглядывая на Лестрейда.

Примерно через пять минут прибыл юный Гай Барлоу, а последним, поблескивая напомаженными усами в церковь вошел месье Доминик Леруа. Увидев меня, он побледнел, как полотно и засверкал глазами.

- Вы? Вы?!

- Да, это я, месье, - жестко сказал я. – Пройдите и сядьте сюда.

Он направился к указанному ему месту с ужасом оглядывая место преступления. Его взгляд задержался на привязанном Холидее, на прижавшихся друг к дружке девушках и Джоан, нервно мнущей в руках байковую перчатку.

Когда Леруа присел на церковную скамью рядом с Гаем Барлоу, Лестрейд обратился ко мне:

- Ватсон, вы объясните, наконец, что здесь происходит?

Я прокашлялся и сказал:

- Конечно, инспектор. Но прежде я попросил бы вас вытащить из кармана ваш револьвер и держать его наготове.

Лестрейд хмыкнул, но мою просьбу исполнил.

- Итак, инспектор, позвольте вам представить убийц Беатрис Пройслер, Ирэн Вулф, Эмбер Уолис и Розамунд Нэш-Мерфи. С похитителем Барбары Лестрейд и Аделаиды Ватсон, мистером Холидеем, вы уже имели честь повторно познакомиться.

Мужчины отреагировали на мое заявление по-разному. Поляк выругался; учитель закатил глаза, как будто собрался потерять сознание; Гай Барлоу побледнел, как полотно, а месье Леруа рассмеялся.

Но больше всего меня поразил Лестрейд: он стоял, разинув рот и смотрел на меня выпученными от изумления глазами.

- Что вы несете, Ватсон? – проговорил он, наконец. – В своем ли вы уме?

- Действительно, этот человек сошел с ума, и я не намерен слушать бредни сумасшедшего… - сказал Леруа, поднимаясь со скамьи.

- Сидеть! – заорал Лестрейд, выпучивая глаза. – Сядьте на место, сэр, или в вашей голове появится еще одно отверстие!

Француз искривился и сел.