Unknown

Я молча кивнул и, стащив с головы капюшон, шагнул в теплый полумрак корчмы. Следом тут же протиснулся Веор, которому пришлось согнуться чуть ли не вдвое – дверь здесь явно прорубалась с расчетом на кого-то поменьше. Ему и досталась львиная доля внимания остальных гостей – похоже, такие богатыри в этой глуши появлялись нечасто. Особого испуга в глазах местных я не разглядел, и все же когда мы устроились за столом все они, как по команде, тут же сдвинулись на дальний конец, а некоторые и вовсе пересели за соседний.

– Беда, абрикосище, – едва слышно вздохнул Славка. – Похоже, нам здесь не рады.

Это я уже успел заметить. Местные явно не слишком-то жаловали чужаков, и все же я еще не до конца утратил надежду хоть немного разговорить их и узнать… что-нибудь. Одному Всеотцу известно, кто еще мог оказаться в этих местах по мою душу – но он вряд ли не показался на большаке или прямо здесь, в корчме.

– Скажи, хозяин, – Я взялся за принесенную кружку с медом, – чего у вас тут такого творится, что вы всякого пришлого человека топорами порубить готовы?

– Не порубили же, – буркнул в ответ корчмарь.

Похоже, он вообще не собирался со мной разговаривать, но запредельная Воля сделала свое дело.

– Худые времена настали. – Корчмарь грузно опустился на лавку напротив. – Уж с два десятка годков здесь живу, и всякого повидал – а такого не видел…

– Это какого, хозяин? – поинтересовался я.

– В самой глуши мы тут. Дальше, куда Вишинева течет – туда доброму человеку дороги нету. То леса непростые! – Корчмарь покачал головой. – Там зверь не бежит, птица вольная не летит – навьи места в чащобе. Зайдешь – три дня не выйдешь, а то и совсем заберет лешак, ежели слова особого не знаешь.

– Вот прям и заберет? – усмехнулся я. – Никак, совсем старый лешак стал, ежели вотчину свою не бережет. Пни-то от самого большака видать.

– Видать! – Корчмарь насупился и закивал так, что я испугался, не отвалится ли у него голова. – Так ведь было же сказано: не ходите, лиха не будите!

– Не послушались? – догадался я. – Пошли?

– Пошли, – Корчмарь вздохнул и оглянулся на мужиков за соседним столом. – На лес позарились. А жадность – она разве когда до добра доведет?

– Не от большого ума, видать, – подал голос Славка. – Будто поближе нигде лесов нету – чего в чащобу лезть?

– Так непростой лес, – невесело усмехнулся корчмарь. – Дерево там другое… Из такого ежели ведро сделаешь – воду не пропустит. Топорище – сносу тому не будет. А ладью справишь – не гниет, хоть ты всю зиму ее из реки вытаскивай. Оттого и платят за него аж в самой Прашне впятеро против обычного.

– Вон оно как. – Я осторожно пододвинул кружку. – Так что же получается… разбудили лихо?

– Разбудили, – отозвался корчмарь. – Раньше тоже бывало, шалили лешаки… Да только разве от них вред большой? Так, озорство одно. Аукают, плутают людей по лесу, а все одно – поиграют, да отпустят. Нету в них зла настоящего, а ежели за околицу хлеба да черепок с молоком выставить – так и вовсе подружиться с лешаком можно. Тогда все грибы спрятанные в лесу покажет, да к дому выведет. А теперь, никак, сам пущевик проснулся – а от него добра не жди!

– Пущевик? – Веор поставил на стол уже успевшую опустеть кружку. – А это кто такой?

– А это вроде как князь лесной, – пояснил корчмарь. – В самой пуще живет, оттого так и зовется. Сам на дерево похож, да только повыше будет. Крепко спит пущевик, да только ежели разбудит его кто – не видать тому пощады. Злоба в нем великая, всякого, кто в лес глухой забредет, загубит. Растопчет, а то и совсем пожрет, ежели…

– Погоди, старый! – раздалось из-за соседнего стола. – Будет тебе народ пугать! Может, и нету совсем пущевика этого…

– А вот и есть! – тут же встрял еще один голос. – Я сам следы его в лесу видел – в два локтя каждый!

– Да где ж ты видел, ежели за околицу как выйдешь – сразу трясешься, как осиновый лист?

– Это я трясусь?!

Гвалт за соседним столом усиливался и вот-вот грозился перейти в мордобой. Веор с явным интересом поглядывал на готовых вцепиться друг другу в бороды лесорубов, словно примериваясь, кому первому вломить в лоб пудовым кулачищем… а я вдруг потерял к разборке всякий интерес. Если уж беседа проходит на повышенных тонах, плавно перетекая в рукоприкладство, извлечь из нее хоть что-то полезное мне уже не грозит.

– И что же? – Я снова повернулся к нашему столу. – Пущевик, говоришь?..

– Да ладно бы только он. – Корчмарь с явным недовольством скосился на разбушевавшихся товарищей. – Всякие тут… ходят. То ли люди, то ли и вовсе нелюди поганые. Нынче ночью за порог и носа не высунешь.

– Вон оно как… Худое то дело. – Я протянул руку и коснулся прислоненного к столу посоха. – Да только пока я тут, не бойся. Не тронут вас нелюди.

– Так что же это? – Глаза корчмаря вдруг вдвое увеличились в размерах. – Ты ведун?!

– Может, и так, – усмехнулся я.

– Ведун… – Корчмарь вдруг вскочил на ноги, едва не опрокинув кружку, и тут же бросился к окошку. – Жива-матушка, сохрани… И чего ж принесло тебя, да на наши головы?!

– Ти-и-ихо, дядька, – протянул Славка. – Чего ты вскочил, как ужаленный?..