Unknown

Я беру скрючившегося старика за запястье, прямо у подбородка. Кончики моих пальцев ищут и нащупывают пульс. Монитор над кроватью показывает сердцебиение, давление и даже уровень кислорода в крови. Но это всего лишь цифры на экране. Мои пальцы находят ответы на вопросы, в которых монитор бессилен. В каком состоянии кожа? Она теплая или холодная? Влажная или сухая? Шелушится или гладкая и здоровая?

Тридцать секунд я считаю удары сердца под пальцами, потом умножаю на два. Как и показывает монитор, у меня получается пятьдесят четыре удара в минуту. Но, в отличие от монитора, я понимаю, что пульс очень слабый и усталый. Подушечки указательного и среднего пальцев еле его ощущают. Я не чувствую решительных, громких ударов пульса спортсмена. Пульс старика похож на тихие шаги, отмеряющие последний отрезок жизни.

-       Мистер Хелфанд, - говорю я. - Сэр, вы меня слышите?

Губы кривятся, кислородные трубки качаются, но старик не отвечает.

Я легонько трясу его за плечо.

-       Мистер Хелфанд!

Тишина.

Я беру карту пациента, чтобы узнать его имя. Там написано «Отис».

-       Отис... Эй, Отис, - произношу я.

Тишина.

-       У вас все в порядке? - в дверях стоит дежурный медбрат и смотрит на меня.

Он хмурится, но он всегда такой. Ведь сегодня его дежурство, а день выдался тяжелым. Он - распорядитель шоу. Он распределяет пациентов по смотровым, отвечает на звонки, командует медсестрами, общается со скорой помощью и разыскивает родных, которые ушли в кафетерий именно тогда, когда срочно потребовались врачу. Он знает истории всех пациентов, знает, откуда они приехали и куда уедут - или на какие кровати наверху отправятся. Он виртуозно жонглирует множеством шариков. Неудивительно, что

он хмурится.

-       Что с этим пациентом? - спрашиваю я. - Похоже, он не хочет мне ничего рассказывать.

Дежурный смотрит на старика и хмурится еще сильнее.

-       Думаю, это старик с инсультом, которого привезли из дома престарелых. У него что-то с дыханием, но точно я не знаю. Они сказали, что он был в хосписе, но кто-то отправил его к нам, - он пожимает плечами. - Док, скорая делала массаж сердца в пути.

Как только он заканчивает фразу, оба его телефона начинают звонить одновременно. Мне кажется, он сейчас швырнет их об стену. Но он сдерживается, яростно нажимает зеленую кнопку на первом телефоне и подносит его к уху.

-       Дежурный, - говорит он.

И с этими словами удаляется.

Нужно поспешить, если понадобится реанимация. Раз этот старик действительно из хосписа, то от меня много не потребуется. В хоспис без смертельного диагноза не попадают.

Я смотрю на лежащего старика.

Что за жизнь была у этого крохотного тела? Дразнили ли его? Подшучивал ли он сам над своим ростом? Или приходил в ярость и ввязывался в драки, из которых не мог выйти победителем? Был ли он женат? Была ли его жена такой же маленькой? Есть ли у него дети? Такие же они или нет? Какие

тайны навеки сокрыты в этом тельце?

* * *

Каждый новый вопрос - это очередная ворона, спускающаяся с неба на провода, где другие. Собирается стая. История, которую нужно рассказать, постепенно обретает форму. Я пытаюсь не обращать внимания на ворон, занимаясь своим делом.

* * *

На левом запястье два ярких резиновых браслета. Красный и желтый. На красном буквы, означающие отказ от реанимации. Не реанимировать. Не делать массаж сердца. Не пользоваться дефибриллятором. Не интубиро- вать. На желтом браслете другие буквы. Только уход. То есть мы должны стараться обеспечить ему комфорт и не причинять никакого дискомфорта. Нужно минимизировать страдания в преддверии неизбежного конца. Эти два браслета заметно облегчают мою задачу. Мне не нужно напрягаться. Достаточно осмотра для исключения острых травм и инфекций. Возможно, потом потребуются какие-то препараты, облегчающие состояние. А потом скорая помощь отвезет старика обратно в дом престарелых до следующего раза.

Я начинаю осмотр.

Сразу же замечаю асимметрию плеч пациента. Левая ключица явно смещена, из-за чего одна рука располагается ниже другой. Хотя пациент свернулся в клубок, это очень заметно. Кажется, что его повело на сторону, и он может упасть. Может быть, он и падал с кровати в доме престарелых, но никто об этом не упоминал. Скорее всего, даже не раз. Может быть, поэтому он и дышит так быстро - наверное, ему больно. А может, это просто старая травма и ничего больше. Единственный способ узнать - прощупать.

Пальцами я ощупываю костную структуру, осторожно нажимая на левую ключицу и внимательно ища на лице пациента признаки боли. Мозг начинает лихорадочно обдумывать, что могло случиться с костями старика.

И, как всегда, вороны расправляют крылья и взмывают с проводов раньше, чем я успеваю их остановить. История, стая, сборище ворон несется по синему небу над моей головой.

* * *

Она замерла.

Почувствовала зов прежде, чем услышала.

А потом он прозвучал:

-       Мам!

Она стояла у кухонной стойки, прислушиваясь к интонации второго зова:

-       Мамочка!

Она бросила тесто и побежала.