Unknown

У матери уже три дня боли в груди. Они возникают и проходят. В какой- то момент все в порядке, старушка сидит в кресле, смотрит старые записи «Своей игры», а потом хватается за грудь, и ее любимая розовая ночная рубашка промокает от пота. Она потеет так сильно, что на кресле появляются лужицы. Приступ потливости длится минут десять, обычно до следующей рекламной паузы.

Дочь улыбается и переводит взгляд на мать.

-       Мама, когда у тебя снова начались боли?

Дочь протягивает руку и осторожно круговыми движениями массирует матери спину между лопатками. Старушка не отрывает единственного здорового глаза от Алекса, не обращая на нас внимания.

Я подхожу к кровати.

-       Сейчас вы ощущаете боль в груди?

Старушка не смотрит на меня.

-       Говорите громче, она почти не слышит, - говорит мне дочь. - И еще она...

Женщина дважды постукивает указательным пальцем по виску.

Я хмурюсь, не понимая.

Дочь поднимается и подходит ко мне. Она прикладывает руки ко рту, как ребенок, когда хочет сказать что-то по секрету, наклоняется ко мне и шепчет на ухо. Я чувствую себя неловко.

-       У нее деменция в последней стадии.

Я киваю и немного отступаю назад. Дочь возвращается на свое место и снова складывает руки. Указательный палец постукивает по колену.

-       Сейчас у вас что-то болит? - спрашиваю я как можно громче, осматривая старушку.

-       Мама, у тебя что-то болит? - громко и монотонно спрашивает дочь, копируя мою интонацию.

Старушка непонимающе смотрит на меня и наклоняется вбок, чтобы

разглядеть телевизор за моей спиной.

Дочь пожимает плечами, словно говоря: «Видите... У нее деменция».

Я обследую пациентку. Она очень чистая. Некоторые пожилые пациенты прибывают с крошками еды на подбородке, другие - в рваной и грязной одежде, неумытые. Но не эта старушка. Она очень чистая.

-       Она в хорошей форме для девяноста семи лет. Она живет с вами?

Дочь улыбается.

-       Да, я за ней ухаживаю.

-       Вы отлично справляетесь.

Лицо женщины проясняется.

-       Я люблю свою маму.

-       Это заметно, - улыбаюсь я в ответ.

Через час я возвращаюсь с анализом крови. В телевизоре идет «Своя игра». Я стою в дверях, ожидая.

«Греческие духи смерти», - говорит Алекс.

-       Керы, - отвечает женщина.

«Керы», - правильно отвечает участник.

Женщина снова сияет улыбкой.

На этот раз я не улыбаюсь в ответ. Я сажусь на стул между ними.

-       У вашей мамы был инфаркт, - говорю я. - В ее крови повышенное содержание тропонина. Боль в груди связана с сердцем.

Дочь бледнеет. Палец начинает постукивать быстрее.

Я превращаюсь в настоящего врача.

-       Обычно, когда у человека инфаркт, мы вводим инструмент, чтобы найти закупорку сосуда, а когда находим, устанавливаем стент. Иногда стент не работает, и приходится делать операцию на открытом сердце.

Я умолкаю, мои слова повисают в воздухе. Я надеюсь, что женщина меня поймет. Ее матери девяносто семь лет. Но женщина молчит. И я продолжаю.

-       Как вы считаете, чего захочет ваша мать? Захочет ли она проходить такую процедуру? И операцию, если понадобится? В ее возрасте любые процедуры рискованны.

Дочь продолжает постукивать пальцем. Она, не мигая, смотрит на меня.

Я продолжаю.

-       Другой вариант - положить ее в больницу, ухаживать за ней и проводить лекарственную терапию. Без болезненных и тяжелых процедур.

Дочь неожиданно хмурится, словно мои слова стали для нее пощечиной. Она только сейчас поняла, что я сказал.

-       Если вы можете ей помочь, вы не должны лишать ее этого, - резко говорит она.

Женщина подходит к матери и садится рядом с ней, защитным жестом обнимая ее за плечи.

-       Сделайте все.

Она смотрит на меня, словно бросая мне вызов, чтобы я предложил

другой вариант.

Я сдаюсь.

-       Я вызову кардиолога, - поднимаясь, говорю я. - Мы сделаем все, что сможем.

-       Сделайте все, - повторяет она.

Я пытаюсь улыбнуться, но не могу.

-       Мы сделаем. Вы являетесь ее опекуном?

Дочь не смотрит на меня. Вместе с матерью она вперилась в экран телевизора.

-       Да, - отвечает она, не отрывая взгляда от Алекса.

-       Извините, но у кардиолога будет еще один вопрос, - дочь смотрит на экран, избегая глядеть на меня. - Если произойдет остановка сердца, мы должны подключать ее к аппаратам, или у нее есть отказ от реанимации?

-       Да, да... Я уже сказала вам, да! - голос ее становится громче. Правая рука лежит на поручне кровати, указательный палец отчаянно стучит. Зеленое кольцо бренчит по блестящей стали поручня. - Я хочу, чтобы вы позаботились о ней. Она заботилась обо мне. Я хочу, чтобы вы сделали для нее все возможное.

-       Разумеется, - киваю я, словно это вполне разумно.