Спутанные волосы неряшливыми прядями свисают с головы. Когда-то они были светлыми, но от грязи почернели. Я вижу, как она наклоняется к заднему сиденью. Сальные пряди закрывают лицо. Она поворачивается и встряхивает головой. Волосы разлетаются, как одежда танцующего дервиша.
Сердце у меня начинает колотиться быстрее. Я шагаю к входным дверям. Сенсор ощущает мое приближение, и двери распахиваются. Я уже знаю, что она взяла с заднего сиденья такой машины в такой день.
Мужские руки подают ей маленький сверток, завернутый в голубое одеяльце. Мужчину я не вижу. Девушка хватает сверток, что-то кричит водителю.
Словно отвечая ей, ревет двигатель, машина срывается с места, ее окутывают клубы черного дыма. Задняя дверь захлопывается, и машина исчезает.
Девушка этого не замечает. Она уже бежит ко мне. Одеяльце разворачивается и падает на землю. Я смотрю, что у нее в руках. Это не сверток. Это то единственное, чем только и может быть.
Младенец.
Мертвый младенец.
Серый безжизненный младенец.
Она несет его на руках, как батон черствого хлеба. Неловко поддерживает затылок ладонью, тельце ребенка лежит на ее покрытой шрамами и струпьями руке. Она бежит, а маленькие ручки и ножки болтаются, словно у тряпичной куклы.
Еще есть надежда.
Тельце еще не окоченело.
Она сует ребенка мне в руки. Тельце еще теплое. Надежда не умерла. Я вбегаю в смотровую, девушка следует за мной.
- Вызывай реанимацию! - кричу я, пробегая с безжизненным тельцем на руках мимо стола.
- Розовый код, вторая смотровая! Розовый код, вторая смотровая! - раздается над головой голос секретаря.
Я кладу серое тельце на белую простыню. Ручки раскинуты в стороны - маленький Иисус на кресте. Темно-зеленые глаза, не моргая, смотрят в потолок смотровой, словно младенец застыл в изумлении перед жестокостью жизни.
Он не дышит.
Пульса нет.
Это мальчик.
У него большой, круглый, напряженный живот, умилительные толстенькие пальчики и ножки. Кожа у него гладкая - если бы не серый цвет, она казалась бы совершенно здоровой. На головке блестящие черные волосики, как маленькая шапочка. Понятно, что кто-то хорошо ухаживал за этим ребенком.
Новая надежда.
Маленькое тельце лежит передо мной. Ребенок не движется, не дышит. Проходят секунды ожидания - ожидания наших действий. С чего начать, когда перед тобой мертвый младенец? С массажа сердца? С искусственного дыхания? С проверки уровня сахара? С внутривенного катетера, чтобы ввести лекарства? С проверки на травмы или на синдром детского сотрясения? С оценки состояния кожи? С измерения температуры?
Ответ: да.
Начать нужно со всего этого.
Молодая медсестра обхватывает грудь младенца. Большими пальцами она начинает нажимать на грудину - так реанимируют младенцев. Я замечаю, что ногти у нее покрашены в разные цвета - красный и синий. «Как это удивительно», - думаю я.
Цветные ногти ритмично движутся вверх и вниз, надавливая на грудь младенца. Раз-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь, девять-десять. Сестра считает вслух с каждым нажатием:
- Раз-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь, девять-десять.
Голос у сестры сильный и четкий.
Никакой протокол не предписывает считать вслух. Но ты можешь сосредоточиться на цифрах, не думая о том, что крутится у тебя в голове. Сестра беременна. Я стараюсь не думать о том, каково ей реанимировать мертвого младенца, когда в ее животе живет собственное дитя. Но она профессионал. Она сосредоточена на своей работе. Она не отступает. Цифры слетают с ее языка.
- Раз-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь, девять-десять.
Младенцы рождены, чтобы выживать, несмотря на всю враждебность
мира. Они - конечный продукт эволюции, созданный для выживания в мире, полном хищников. Хищники - это дикие звери, инфекции, родители-наркоманы, автомобильные аварии... Вы сами знаете. Но младенцы сильнее, чем вы думаете. Стоит дать им шанс, и они чаще всего находят способ уцепиться за жизнь.
Когда неожиданно умирают взрослые, то в девяти случаях из десяти у них отказывает сердце. У младенцев с той же частотой проблема заключается в дыхательных путях. Дыхательные пути обеспечивают младенца кислородом. Это его билет в жизнь. Массаж грудной клетки нормализует кровообращение, но без притока кислорода кровь - это всего лишь телесная жидкость, омывающая органы.
Я заглядываю младенцу в рот. Зубов у него нет, как у девушки, но десны блестящие и розовые, хотя уже и начали сереть. Я не вижу ничего, что блокировало бы дыхание.
Я смотрю на девушку. Она стоит под распятием, висящим над дверью. Скрестила руки на груди и вцепилась в плечи, обхватив себя. В ярко-белом свете смотровой я вижу сотни маленьких кратеров под струпьями. Ими покрыт каждый дюйм кожи рук девушки.
На ней черная футболка, слишком просторная для болезненно худого тела. На футболке изображение мультипликационного героя Йосемити Сэма с двумя пистолетами. Только это не пистолеты, а шприцы. Слова под картинкой поблекли и растрескались, но я все же могу прочесть: «Колись с лучшими, умри с остальными». Йосемити Сэм улыбается. Девушка - нет.
- Что случилось? - спрашиваю я.