Unknown

Она видит младенца и кидается к нему. Подхватывает на руки и прижимает к себе. Она рыдает, а младенец кричит от радости, что жив. Маленькие ручки и ножки энергично сгибаются и раскачиваются. Ребенок полон жизненных сил.

Женщина начинает укачивать младенца. Кожа ее рук чистая, гладкая, розовая и здоровая.

- Все хорошо, - твердит она. - Мамочка здесь. Все хорошо...

Мать поворачивается к девушке в майке с Йосемити Сэмом. Наркоманка отступает. Все тело ее подергивается. Она не может стоять спокойно. Мышцы лица вздрагивают. С ладони все еще свисают волосы. Но она смотрит матери прямо в лицо.

-       Ты спасла моего младенца! Ты спасла моего ребенка!

Женщина подходит к девушке с руками, покрытыми струпьями. Слезы текут по лицу матери. Она протягивает девушке ребенка.

-       Подержи его! Ты его спасла!

Мать поворачивается ко мне.

-       Он подавился. Я была на парковке, на работе. Ключи случайно оставила в закрытой машине. А эта девушка, - она указывает на девушку-нарко- манку, - она была в соседней машине. Она просто сидела там с друзьями. Я не знала, что делать, - женщина заплакала. - А она знала. Эта девушка, эта прекрасная девушка схватила моего ребенка, и ее друзья привезли его сюда на своей машине. Они даже не стали ждать меня.

Мать утирает слезы.

-       Но все хорошо. Все хорошо. Они сделали это для него. Она сделала это для него. Она спасла моего мальчика!

Я смотрю, как она протягивает ребенка наркоманке.

Девушка в черной футболке с Йосемити Сэмом берет ребенка и устраивает его поудобнее на своих исколотых руках. Она все еще не может стоять спокойно. Ноги ее движутся в странном танце, но руки любовно укачивают

малыша, словно это ее собственный ребенок. В ее глазах появляется свет. Она смотрит на крохотного мальчика и улыбается беззубой улыбкой. Младенец отвечает ей такой же беззубой улыбкой. И я понимаю.

Эта девушка - герой, даритель жизни, защитник, благодетель, суперзвезда.

Она - Спаситель. Мы называем таких людей «Спаситель».

STATUS EPILEPTICUS

У девушки судороги.

Тело ее изгибается, скручивается и гнется, словно змея, попавшая на ограду, к которой подведен электрический ток. Девушка извивается на каталке перед нами. Бледное лицо ее покрыто потом, русые волосы потемнели от влаги. Мышцы сокращаются с такой силой, что кажется, ее хрупкое тело переломится.

В приемном покое тихо. Слышен лишь скрежет ее зубов. Девушка не контролирует свое тело.

Это судороги. Так тело девушки «кричит» от каждого напряжения мышц.

Рядом со мной стоит ее отец. Дрожащими пальцами он гладит дочь по голове, пытаясь отвести влажные пряди с искаженного болью лица. Пальцы его движутся в ритме тонико-клонических судорог, которые терзают ее тело. Я делаю глубокий вдох и начинаю свою молитву: «Остановись, припадок, прекратись. Остановись, припадок, прекратись».

Я твержу это мысленно. Я твержу это всем своим телом, повторяю в ритме жестокого танца приступа.

«Остановись, припадок, прекратись».

Мне нужно просто ждать. Я должен дождаться, когда лекарство подействует. Нужно лишь дать ему время.

Я гляжу на отца, который стоит рядом со мной и смотрит на свою тринадцатилетнюю дочь. На его лице я читаю печаль такую глубокую, темную и всеохватывающую, что я сам ощущаю ее в своей груди. Печаль эта впивается в меня и гложет с каждой новой судорогой тела девочки.

«Остановись, припадок, прекратись».

«Остановись, припадок, прекратись».

Я мысленно повторяю эти слова. Снова. И снова. И снова.

Кожа девушки сереет - падает уровень кислорода. Мозг ее забывает, как дышать. Если я дам ей успокоительное и интубирую, то не буду знать, продолжается ли припадок. Но если этого не сделать, она просто перестанет дышать навсегда. Это уловка-22, игра, в которой не выиграет никто, - казино на «Титанике», плывущем навстречу айсбергу.

Но мне нужно сделать выбор.

Отец смотрит на дочь, гладит ее по голове, ждет. Я знаю, что у нее были приступы и прежде, - слишком уж тихая печаль отца, наблюдающего, как его единственная дочь погибает у него на глазах. Он не паникует, не рыдает. Он видел сотни, может быть, тысячи судорог - может быть, даже больше, чем я. Каждый такой приступ забирает у его дочери часть ее самой. Они уносят ее, понемногу уносят туда, за горизонт, куда нам нет дороги.

«Остановись, припадок, прекратись».

«Остановись, припадок, прекратись».

Внутри у меня все сжимается. Мое дыхание становится поверхностным, руки начинают дрожать. Может быть, это тот самый приступ, который никогда не кончится. Может быть, это костер, предвестник пожара, который дотла сожжет все на своем пути. Я знаю, что должен это остановить, иначе эта девушка сгорит, и от нее останется лишь пустая, обгорелая оболочка.

Я смотрю на часы. Зеленые светящиеся цифры замерли, словно написанные на стене. Я ввел девушке четыре препарата. Я продолжаю вводить препараты, пытаясь загасить пламя, ревущее прямо передо мной.

Часы бесстрастно показывают, что с момента последней дозы прошла всего минута. Шестьдесят секунд. Одна крохотная секунда за другой. Время в приемном покое не делает исключений ни для кого...