Unknown

-Док, это Энн. Они на горе Джексона. Рация снова не работает. Я перезвоню вам, если что-то узнаю.

Я вешаю трубку. Нам остается только ждать. Гора Джексона - одна из гор к югу от города. Она целиком покрыта лесом и служит границей между двумя округами. Это не гора в обычном смысле слова, но все дети называют ее именно так. Все в городе знают, что происходит на горе Джексона. Мы все знаем, потому что и сами когда-то были детьми.

Вдоль извилистых тропинок там журчат ручьи, зеленеют луга, высятся елки. Это большой район на краю огромного национального лесного парка. Гора Джексона - идеальное место для походов, пикников, костров, то есть для всего, чем любят заниматься подростки, когда родителей нет рядом.

Проблема в том, что на тысячу квадратных миль леса приходится всего два шерифа. Один из нашего округа, второй - из соседнего. И совершенно ясно, что они особо не тратят время на прочесывание леса в поисках загулявших подростков. У них и без того работы хватает.

Гора Джексона - прекрасное место. Я обожал эту гору, когда учился в старших классах, но как же я ненавижу ее сегодня! За пятнадцать лет, прошедших с моего возвращения в родной город, мне довелось осматривать множество пьяных водителей, нашедших свою смерть на извилистых горных дорогах.

Звякает лифт. Двери открываются.

Пришла Аманда, одна из ночных медсестер отделения. Она страстная курильщица и любительница жареного. Но она лучшая медсестра. У нее тоже есть дочь-подросток. Я видел девушку буквально накануне дежурства. Мой младший пригласил ее на выпускной.

Аманда входит, и я сразу же чувствую запах табака. Уверен, что она снова курила в туалете для персонала наверху. Она видит наши лица.

- Что у нас? - спрашивает она.

Мы рассказываем. Она делает глубокий вдох, сцепляет пальцы и направляется во вторую смотровую. Пора готовиться.

Мы - команда приемного покоя. Мы - ловцы над пропастью во ржи. Нас четверо - это очень мало. Мы одни на сто миль вокруг. И нам никто не поможет - только мы можем помочь друг другу.

Сначала мы одеваемся и надеваем перчатки. Все молчат. Я затягиваю завязки на хирургической форме Тома, поворачиваюсь к нему спиной, и он затягивает завязки на моей форме. Аманда завязывает костюм Сьюзен и поворачивается, чтобы та завязала ей. Я достаю коробку с масками с прозрачными пластиковыми щитками и протягиваю всем по очереди. Потом надеваю маску сам.

Том и Аманда выкатывают из смотровой каталку и вкатывают кровать. Кровать эта более жесткая, чем обычно. На такой кровати можно сделать рентгеновский снимок, не тревожа пациента. На ней можно выполнять массаж сердца, и пациент не будет проваливаться в матрас. Она водонепроницаемая, так что мы можем вскрыть грудную клетку и ввести в нее трубки и даже запустить сердце в ожидании медицинского вертолета. Кровать способна выдержать многое - в надежде на чудо порой приходится совершать ужасные вещи.

Когда люди думают о скорой помощи, они сразу же вспоминают массаж сердца и чудесные исцеления. Они вспоминают то, что делает врачей, медсестер и работников приемного покоя одной командной. Но на самом деле все не так.

В такие моменты, когда мы стоим вокруг пустой каталки, каждый из нас думает о собственных сыновьях и дочерях.

Мы ждем. Все молчат.

Я снова начинаю молиться: «Господи, пусть это будет не мой сын. Пожалуйста, прошу тебя, не заставляй меня реанимировать собственного ребенка. Не требуй этого от меня».

Странно, но я знаю, что могу сделать это. Я знаю, что могу отключить эмоции и заняться реанимацией с холодным расчетом - если придется. Внутри меня есть надежный выключатель, который напрочь отключает все чувства.

Но за это приходится платить.

За годы я на горьком опыте убедился, что стоит выключить чувства, как включить их становится все труднее и труднее. Если случай очень тяжелый, очень прискорбный, то проходят недели, прежде чем удается восстановить прежнюю чувствительность. Если бы мне пришлось реанимировать кого-то из родных, я бы отключил все эмоции. Я никогда бы не сделал этого, но если бы на моих руках умирал близкий человек, мне пришлось бы. Этот выключатель всегда со мной, днем и ночью. Я знаю, что если мне придется отклю-чить эмоции надолго, то я перестану существовать.

Не поймите меня превратно. Я могу сделать это в считаные секунды. Я знаю, потому что заставлял себя мысленно проделывать это снова и снова. Если будет нужно, я смогу сделать это и спасти их. Я не предам их, когда они будут нуждаться во мне больше всего.

-       Что за машина? - тихо спрашивает Аманда.

Она стоит, сцепив руки в перчатках перед собой. Я понимаю, что она молится, чтобы это была не ее дочь. Меня поражает мысль, что она молится, чтобы это был не ее ребенок - а мой. Я ее понимаю. Мы вчетвером стоим, обратив лица во мрак. Такое испытывают немногие в этом мире.

-       Они не сказали, - отвечаю я.

Замечаю, что Том что-то набирает на телефоне. Он набирает, и набирает, и набирает. Тот, кому он пишет, не отвечает. Глаза Тома блестят, лицо напрягается. Потом он делает глубокий вдох и откладывает телефон в сторону.