Он повернул голову и посмотрел на меня так, как будто я был для него чужим. Тогда я понял, что тоже умер для него. Он винил меня в ее смерти. Если бы я не настаивал на женитьбе на Лилиане, ничего бы не случилось. Я больше никогда не видел своего отца.
Когда я зашел в спальню, то увидел, что он одел мою мать в ее любимое голубое платье. Расчесал ей волосы, водрузил на нее диадему и попытался накрасить ей губы помадой, но размазал. Я стер помаду и аккуратно нанес ее снова. Ее кожа была теплой, но в ее виде было что-то пугающее. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я поцеловал ее в щеку, чувствуя слабый запах майонеза от ее волос.
Мне казалось, что все происходит не со мной. Настоящий ужас. Она не могла умереть. Как она могла умереть, если час назад была такой радостной и живой? Я лег рядом с ней и прислушался, но не услышал стука ее сердца. Стук ее сердца всегда был таким ровным. Она говорила, что хочет дожить до внуков. Я закрыл глаза и взял ее за руку. Мне показалось, что кто-то сидит на моей груди, такой она была тяжелой.
— Ма, — позвал я, надеясь, что волшебным образом она оживет, если я ее позову.
Она не ожила. Через несколько часов замигали синие огни полицейских машин. Отец сдался полиции. Они забрали меня в адскую систему ухода за сиротами и неблагополучными детьми.
Глава двадцать третья
Бренд
https://www.youtube.com/watch?v=OpQFFLBMEPI
Подъехав к дому, я несусь через парадную дверь и поднимаюсь по лестнице. Отпираю дверь в комнату Лилианы и распахиваю ее. Она стоит у кровати, готовая к обороне, ноги на ширине плеч, и смотрит на меня настороженно с опаской.
У меня сердце стучит в груди, пока я вальяжно опускаюсь в одно из кресел. Я кладу ноги на кофейный столик и улыбаюсь ей.
— Ты можешь присесть, — растягиваю я. — Знаю, ты думаешь, что я эгоцентричный ублюдок, но у меня имеется для тебя подарок.
Она молчит, немного наклонив голову набок, с подозрением посматривая на меня.
— В чем дело? Ты не любишь подарки? Разве тебе не интересно узнать, что я тебе принес?
Она хмурится.
— Что ты мне принес?
Сняв ноги со столика, я залезаю в карман пиджака и достаю закрывающийся полиэтиленовый пакетик. Подержав его пару секунд в воздухе, бросаю его на стол.
Она внимательно смотрит на него, потом прищуривается, словно не верит своим глазам, моргает, затем еще раз смотрит на пакетик, и вся кровь отливает от ее лица. Словно она увидела змею перед собой.
— Что это? — спрашивает она так, будто не может поверить своим глазам.
— О, мне очень жаль, — с сожалением в голосе говорю я, — может тебе стоит его поближе рассмотреть.
Я бросаю ей полиэтиленовый пакетик, она ловит его обеими руками. Клянусь, я почти чувствую, как ее сердце подпрыгивает в груди, когда она понимает, что в нем находится. Я снова откидываюсь на спинку кресла, а она опускается на колени, не в силах сохранять свое самообладание. Она открывает пакетик, достает кольцо своего отца — кольцо Джека Идена с львиной мордой и недоверчиво смотрит на него.
Странность заключается в том, что я намеревался принести ей кольцо со средним пальцем Джека Идена, но, когда я присел рядом с ним, а он находился в отключке, я понял, что не могу этого сделать. Я смотрел на него, окровавленного и едва дышащего после аварии, даже тогда, в тот момент он был для меня особенным мужчиной. Он был именно тем, как о нем говорили, некоторые, как о Боге, другие, как о Демоне. Даже он такой безжалостный убийца был готов пожертвовать своей жизнью ради своей дочери, ради любви к ней. В моей жизни отсутствовала любовь, но я был, сидя перед ним, настолько очарован этим. Любовь была самой могущественной силой, которая может существовать.
Если я его убью сейчас, то меня всегда будет преследовать мысль, что я не лучше него. Что я убил его не лицом к лицу, а убил, как трус, воспользовавшись моментом. По жизни я не был трусом. Поэтому я снял с его пальца кольцо и принес его дочери в качестве определенного козыря.
Дрожащая от страха, с недоверием Лилиана смотрит на меня. Ее глаза совершенно пустые.
— Ты ублюдок, — выкрикивает она. — Ты... Ты ненормальный ублюдок.
Мне казалось, что ее слова будут ласкать мой слух, но почему-то испытываю странный дискомфорт от них, не могу от него избавиться, он заползает глубоко мне в душу, наполняя все тело. Я не ожидал, что она так будет реагировать. Я ведь принес ей всего лишь его кольцо. А не палец. Я всего лишь хотел ей доказать, что могу очень близко подобраться к ее отцу, чтобы заставить ее повиноваться мне.
— Что ты сделал с моим отцом? — шепотом спрашивает она, едва открывая губы. — Это кольцо мама подарила ему на первую годовщину свадьбы, и я никогда не видела его без него. Он ни за что бы тебе не отдал его добровольно. Как оно очутилось у тебя?
Я внимательно смотрю на выражение ее лица и вижу боль в ее глазах.
— Что ты с ним сделал?
Внезапно я начинаю злиться на самого себя. С каких это пор я стал разрешать вызывать ей в себе чувство вины? А как насчет тех лет, когда я ощущал себя полным дерьмом?