— Наверное, это моя кровь, — говорю я ей. Или себе. Я пытаюсь отмахнуться от мыслей, наверняка формирующихся в ее голове. — Я мог упасть на улице прошлой ночью.
Впечатление, будто я ищу оправданий другому человеку. Другу, например. Этому
— Где ты был вчера?
Это риторический вопрос, просто мысли вслух. Я беру простынь и одеяло, и кладу их поверх кровати, чтобы спрятать грязь. Улики. Подсказки. Что бы это ни было, я просто хочу их скрыть.
— Что это значит? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне лицом. В ее руке лист бумаги. Я подхожу ближе и забираю его из рук девушки. Похоже, его часто складывали, в центре начала образовываться небольшая дырочка. На нем написано: «
Я роняю лист на стол, желая от него избавиться. Он тоже кажется уликой. Я не хочу к нему прикасаться.
— Понятия не имею.
Мне нужна вода. Только ее вкус я помню. Может, потому что она безвкусна.
— Это ты написал? — требовательно интересуется Чарли.
— Откуда мне знать? — Мне не нравится собственный тон. Раздраженный. Не хочу, чтобы она думала, что раздражает меня.
Девушка поворачивается и плавно подходит к своему рюкзачку. Копается внутри и достает ручку, затем возвращается и сует ее мне в руки.
— Скопируй надпись.
А она любит командовать. Я смотрю на ручку, перекатывая ее между пальцами. Провожу по рельефным буквам, напечатанным сбоку.
ФИНАНСОВАЯ КОМПАНИЯ ВИНВУД-НЭШ
— Посмотрим, твой ли это почерк, — говорит она. Переворачивает листок чистой стороной и подталкивает ко мне. Я смотрю ей в глаза и тону в них. Но затем злюсь на себя.
Ну почему ей такие умные мысли приходят первой?! Я беру ручку в правую руку. Как-то неудобно. Меняю на левую — идеально. «
Я пишу слова по памяти и снова переворачиваю листок, дав Чарли присмотреться к почерку.
Он другой. Мои буквы острые и узкие. На листке широкие и неаккуратные. Она берет ручку и переписывает слова.
Прямое попадание! Мы оба молча смотрим на бумагу, не зная, значит ли это что-нибудь. Возможно, ничего. Возможно,
Или абсолютно ничего.
Не знаю, какую информацию мне стоит отсеивать, а какую запоминать. Может, если я засну, то завтра проснусь совершенно нормальным человеком?
— Я проголодалась, — говорит Чарли.
Она наблюдает за мной; волосы закрывают мне полный обзор на ее лицо. Она до неприличия красива. Не уверен, что я должен оценивать ее по таким параметрам. Все в ней пленяет, как последствия бури. Люди не должны наслаждаться разрушениями, на которые способна Матушка-природа, но мы все равно не можем отвести взгляда. Чарли —разруха, появившаяся в результате торнадо.
Откуда я это знаю?
У нее расчетливый взгляд. Я хочу схватить камеру и запечатлеть его. Что-то крутиться у меня в животе, как ленточный клубок, и я не уверен: это от голода, нервов или от стоящей передо мной девушки?
— Пошли вниз, — говорю я. Затем тянусь за рюкзачком и отдаю его ей. С комода беру камеру. — Поедим, пока будем рассматривать наши пожитки.
Она проходит вперед, замирая у каждой фотографии между моей комнатой и лестницей. По пути она проводит пальцами по моему лицу на каждом портрете. Только зря время теряет. Кто бы ни был на этих фото, это не я.
Вскоре мы доходим до последней ступеньки, и наши барабанные перепонки чуть не лопаются от громкого крика. Чарли резко замирает, и я врезаюсь ей в спину. Крик издала женщина, стоящая в проходе на кухню.
Ее глаза округлены, она переводит взгляд с меня на Чарли. Рукой хватается за сердце и вздыхает с облегчением.
Ее не было на фотографиях. Полненькая пожилая женщина лет шестидесяти. На ней фартук с надписью: «Я готовлю шедевры на закуску».
Ее волосы убраны назад, но она сдувает выскользнувшие седые пряди, вздыхая и пытаясь успокоиться.
— Господи, Силас! Ты напугал меня до полусмерти! — Она поворачивается и идет на кухню. — Вам двоим лучше бы вернуться в школу, пока твой папа не узнал. Я тебя покрывать не стану!
Чарли все еще не двигается с места, потому я кладу руку ей на поясницу и подталкиваю вперед. Она оглядывается через плечо.
— Ты знаешь…
Я качаю головой, перебивая ее вопрос. Она хотела спросить, знаю ли я эту женщину. Ответ: нет. Она мне незнакома,