Unknown

Дважды он слышал людские голоса и ржание лошадей, но звуки были какие-то не такие, не было в них армейской четкости, и он разворачивался, осторожно продвигаясь в противоположном направлении.

Внезапно он обнаружил, что местность изменилась, превратившись в низкорослый лес, состоящий из чахлых деревьев, которые торчали из светлой почвы, хрустевшей под сапогами. И тогда Уильям услышал шум воды – плеск волн на берегу. Море! «Ну, слава Богу», – подумал он и ускорил шаг, направляясь на звук.

Однако по мере приближения к рокоту волн, он внезапно уловил и другие звуки.

Это были лодки. Он слышал шуршание нескольких корпусов о гравий, лязг уключин и плеск воды. И голоса. Приглушенные, но взволнованные. Проклятье! Он поднырнул под ветку хиленькой сосенки, уповая на просвет в этом стелющемся тумане.

Внезапное движение заставило его метнуться в сторону, рука потянулась к пистолю. Он едва вспомнил, что оружие сгинуло, прежде чем осознал, что его противником была большая голубая цапля, которая посмотрела на него желтыми глазами и, обижено защелкав, взметнулась ввысь. Буквально в десяти футах от него из кустов, раздался тревожный крик одновременно с залпом мушкетного выстрела, и прямо над его головой цапля взорвалась ворохом перьев. Он почувствовал на лице капли птичьей крови, которые были гораздо теплее его собственного холодного пота, и от неожиданности сел – черные пятна замелькали у него перед глазами.

Он не смел шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы закричать. Из кустов послышалось перешептывание, но недостаточно громкое, чтобы хоть что-то можно было разобрать. Однако через несколько секунд до Уильяма донесся осторожный шорох, звук которого начал постепенно удаляться. Стараясь не шуметь, он встал на четвереньки и пополз в другую сторону, пока не почувствовал, что можно снова, не опасаясь, подняться на ноги.

Ему казалось, что он все еще слышит голоса. С сильно бьющимся сердцем он медленно подкрался поближе и, учуяв запах табака, замер.

Рядом с ним не было никакого движения, хотя голоса раздавались по-прежнему, но доносились они издалека. Он осторожно принюхался, но запах исчез – возможно, ему лишь показалось. Уильям двинулся дальше - в сторону звуков.

Теперь он отчетливо их слышал: негромкие, настойчивые выкрики, скрежет уключин и шлепанье ног в прибое. Шарканье и бормотание мужчин практически сливалось с шелестом моря и травы. Уильям бросил последний отчаянный взгляд на небо, но солнца по-прежнему не было видно. Он должен был находиться в западной части острова – он был уверен в этом. Почти уверен. И если это так…

Если это так, то звуки, которые он слышал, должны были принадлежать американским войскам, бегущим с острова Манхэттен.

– Не шевелись! – шепот позади него точно совпал с довольно жестким тычком ружейного дула прямо в почку, отчего он замер на месте. На мгновение ствол убрался, но ткнулся обратно с такой силой, что в глазах у него потемнело. Уильям издал гортанный звук и выгнулся, но прежде чем смог заговорить, кто-то мозолистыми руками схватил его за запястья и вывернул их за спину.

– Не сто́ит, – надтреснуто проворчал низкий голос. – Отойди в сторону, и я пристрелю его.

– Нет, не пристрелишь, – сказал другой, такой же низкий, но менее раздраженный голос. – Это всего лишь мальчишка. И хорошенький к тому же, – чья-то грубая рука погладила его по щеке, и он напрягся. Но кто бы это ни был, он уже крепко связал ему руки.

– Если бы ты хотела пристрелить его, то уже давно бы так и сделала, сестра, – произнес тот же голос и добавил. – Повернись-ка, паренек.

Он медленно обернулся и увидел, что был захвачен парой невысоких и коренастых, как тролли, старух. Одна из них - та, что с ружьем, курила трубку – это ее запах табака он учуял. Увидев шок и отвращение на его лице, она ухмыльнулась уголком морщинистого рта, крепко зажав мундштук пеньками своих коричнево-желтых зубов.

– Красив, как сама красота, – заметила она, оглядывая его с ног до головы. – Успокойся, побереги выстрел.

– Мадам, – сказал он, беря себя в руки и пытаясь быть обаятельным. – Полагаю, что вы ошиблись насчет меня. Я – солдат короля, и…

Они обе захохотали, заскрипев, как пара ржавых петель.

– Вот уж ни за что бы не догадались, – съязвила курильщица, усмехнувшись поверх трубки. – А мы-то думали, ты тут сортиры чистишь (золотарь по традиции одевался в красное. – прим. перев.)!

– Помолчи, сынок, – другая сестра пресекла его дальнейшую попытку заговорить. – Мы не навредим тебе, пока ты стоишь и помалкиваешь, – она оглядела его, вызвав беспокойство.

– С войны, небось? – спросила она не без сочувствия. И, не дожидаясь ответа, толкнула его на валун, который был обильно покрыт коркой мидий и влажными водорослями, из чего он сделал вывод, что находится недалеко от берега.

Уильям ничего не ответил. Не из-за страха перед старухами, а потому, что сказать было нечего.