Unknown

С другой стороны, если он начинает с обличения работодателей-эксплуататоров, домовладельцев из трущоб, полицейских, обдирающих торговцев, он оказывается внутри их опыта, и они принимают его.

Люди могут выносить суждения только на основе собственного опыта.

И в их головах возникает вопрос: «Если бы мы были на месте организатора, стали бы мы делать то, что он делает, и если да, то почему?»

Пока они не получат ответ, который хотя бы в какой-то степени устраивает их, им трудно понять и принять организатора.

Его признание в качестве организатора зависит от того, насколько ему удастся убедить ключевых людей — и многих других — что, во-первых, он на их стороне, а, во-вторых, у него есть идеи и он знает, как бороться за изменение ситуации; что он не один из тех, кто «просто делает своё дело», что он — победитель.

Иначе кому он нужен? Всё, что его присутствие будет означать, — то, что число в переписи населения изменится с 225 000 на 225 001.

Недостаточно убедить их в своей компетентности, талантах и смелости, — они должны поверить в ваши способности и смелость.

Они должны поверить в вашу способность не просто предоставить возможность для действия, власти, перемен, приключений, частичку драмы жизни, но и дать вполне определённое обещание, почти гарантию победы.

Они также должны верить в ваше мужество в борьбе с деспотичным истеблишментом, — мужество, которое они тоже начнут обретать, когда у них появится защитная броня организации власти, но которого не будет во время первых одиноких шагов вперёд.

Любовь и вера нечасто идут рука об руку.

Чаще всего сила и страх сочетаются с верой.

Неимущие не верят в ценность собственных суждений.

Они всё ещё прислушиваются к мнению имущих.

Они уважают силу высшего класса и считают, что «имущие» более умны, более компетентны и наделены «чем-то особенным».

Дистанция усиливает власть, так что уважение приобретает оттенок благоговения.

Имущие — это власть, а значит, и бенефициары различных мифов и легенд, которые всегда складываются вокруг власти.

Неимущие поверят им там, где сами были бы нерешительны и неуверенны в своих суждениях. Власть нельзя переступать, её нужно уважать и подчиняться.

Власть означает силу, а любовь — человеческую слабость, к которой люди относятся с недоверием. Печально, что власть и страх являются источниками веры.

Задача организатора — маневрировать и приманивать нынешнюю власть, чтобы она публично атаковала его как «опасного врага».

Слова «враг» достаточно, чтобы поставить организатора на сторону народа, отождествить его с неимущими, но этого недостаточно, чтобы наделить его особыми качествами, вызывающими страх и дающими ему средства для установления собственной власти против истеблишмента.

И здесь мы снова видим, что именно сила и страх необходимы для развития веры.

Эта потребность удовлетворяется использованием истеблишментом бренда «опасный», поскольку в этом одном слове истеблишмент показывает свой страх перед организатором, свой страх, что он представляет угрозу его всемогуществу.

И вот организатор получил своё «свидетельство о рождении» и может начинать.

В 1939 году, когда я впервые начал организацию сообщества за старыми чикагскими складами, на месте «Джунглей» Эптона Синклера, я действовал так, что уже через несколько недель мясокомбинаты публично объявили меня «подрывной угрозой».

Принятие «Чикаго Трибьюн» меня в качестве общественного врага закона и порядка, «радикала радикалов», дало мне многолетнее и постоянно возобновляемое свидетельство о крещении в городе Чикаго.

Поколение спустя, в чёрной общине в Саут-Сайде Чикаго, рядом с моей альма-матер, Чикагским университетом, именно яростные личные нападки на меня со стороны университета, дополненные нападками прессы, укрепили мой авторитет в чёрной общине, с некоторым подозрением относящейся к белой коже.

Компания Eastman Kodak и сеть газет Gannett сделали то же самое со мной в Рочестере, штат Нью-Йорк. В обоих чёрных гетто — в Чикаго и в Рочестере — реакция была следующей: «Судя по тому, как жирные коты из белых газет разрывают Алински на части, он должен быть классным парнем!» Я мог с лёгкостью отправиться в Хьюстон, штат Техас, или Окленд, штат Калифорния; в первом случае Ку-клукс-клан появился в аэропорту в полных регалиях с угрозами в адрес моей личной безопасности.

Хьюстонская пресса напечатала обвинения против меня со стороны мэра Хьюстона, а Общество Джона Берча провело массовый пикет.

В Окленде городской совет, опасаясь возможности моего появления в городе, принял широко разрекламированную специальную резолюцию, объявив меня нежелательным гостем в городе. В обоих случаях чернокожие общины получили возможность увидеть, как власть реагирует на это с необычайно сильным страхом и истерией.