Она снова взяла меня за руку и потянула в коридор. Я оглянулся на картины, которых уже не мог видеть. Интересно, услышу ли я когда-нибудь остальные истории.
Эдит ничего не добавила, пока мы шли по коридору, поэтому я переспросил:
– Почти?
Она вздохнула, поджала губы, а потом молча покосилась на меня.
– Не хочешь отвечать, да? – догадался я.
– Это был не лучший период моего существования.
Мы начали подниматься по следующему лестничному маршу.
– Ты можешь рассказать мне всё что угодно.
Когда мы дошли до верхней площадки, Эдит остановилась и несколько мгновений пристально смотрела мне в глаза:
– Наверное, я должна тебе это. Тебе следует знать, кто я такая.
У меня появилось ощущение, что ее слова непосредственно связаны со сказанным ею раньше – о том, что я убегу с криками. Я нацепил непроницаемое выражение лица и приготовился.
Она глубоко вдохнула:
– У меня был типичный приступ подросткового бунтарства – примерно через десять лет после того, как я была… рождена… создана… называй как хочешь. Меня не увлекало воздержание Карин и возмущало то, что она обуздывает мой аппетит. Поэтому… я ушла от нее и некоторое время жила самостоятельно.
– В самом деле? – это не потрясло меня, как она, вероятно, ожидала. Только подстегнуло мое любопытство.
– Тебя это не отталкивает?
– Нет.
– Почему?
– Ну, наверное… это кажется логичным.
Она резко хохотнула, а потом снова потянула меня вперед по такому же коридору, как этажом ниже, и мы медленно пошли дальше.
– Со времени моего второго рождения у меня было преимущество – я знала, что думают все находящиеся поблизости, вне зависимости от того, люди они или нет. Вот почему мне понадобилось целых десять лет, чтобы открыто восстать против Карин – ведь я снова и снова убеждалась в ее искренности и ясно понимала, почему она живет именно так, а не иначе…
Эдит покачала головой и продолжила рассказ:
– Мой бунт продолжался недолго, всего несколько лет, после чего я вернулась к Карин и разделила ее убеждения. Мне казалось, что я смогу избежать… депрессии… которая сопутствует угрызениям совести. Потому что я знала мысли моей добычи и могла избегать невинных, охотясь только на тех, в ком видела зло. Если я последовала за убийцей в темный переулок, где он крался за молоденькой девушкой… если спасла ее, то, наверное, я не такая уж жуткая.
Я пытался представить себе то, что описывала Эдит. Как бы она выглядела, когда выходила из тени, молчаливая и бледная? Что подумал бы преступник, когда увидел ее – совершенную, прекрасную, во всем превосходящую человека? Да и понял ли он хотя бы, что ее нужно бояться?
– Но шло время, и я начала видеть чудовище в своих глазах. Это была расплата за отнятые человеческие жизни – пусть даже жертвы заслуживали казни. И я вернулась к Карин и Энисту. Они приняли меня обратно, словно блудного сына. Это было больше, чем я заслуживала.
Мы дошли до конца коридора и остановились перед последней дверью.
– Моя комната, – сказала Эдит, открывая ее, и потянула меня внутрь.
Окна ее комнаты выходили на юг и были такими же большими, как в гостиной на первом этаже. Должно быть, вся задняя стена дома была стеклянной. Отсюда открывался вид на излучину широкой реки – я подумал, что это, наверное, Сол Дюк, – и на белоснежные вершины Олимпийского хребта. Горы оказались гораздо ближе, чем можно было ожидать.
Западную стену целиком занимали бесчисленные полки с компакт-дисками: здесь их было больше, чем в специализированном магазине. В углу виднелся какой-то замысловатый музыкальный центр – из тех, до которых я обычно и дотрагиваться не решался, опасаясь что-нибудь сломать. Кровати не было, только большой черный кожаный диван. Пол покрывал толстый золотистый ковер, а стены – плотная ткань чуть более темного оттенка.
– Для хорошей акустики? – догадался я.
Эдит засмеялась и кивнула.
Она взяла пульт и включила стереосистему. Мягко зазвучала тихая джазовая композиция – как будто музыканты находились прямо в комнате, рядом с нами. Я подошел к стене с дисками, чтобы поближе рассмотреть эту умопомрачительную коллекцию.
– По какому принципу они расположены? – спросил я, не находя никакой системы в названиях.
– Ммм… по годам, а уже в этих рамках – по личным предпочтениям, – рассеянно объяснила она.
Я повернулся и увидел, что она смотрит на меня с выражением, которого я не понял.
– Что?
– Я была готова к тому, что испытаю… облегчение. Если ты будешь всё знать и не нужно будет скрывать что-нибудь от тебя. Но не ожидала почувствовать нечто большее. Мне это
– Я рад, – пробормотал я с ответной улыбкой. Приятно было знать, что она не жалеет о своей откровенности – я опасался именно этого.
Но тут, видимо, проанализировав выражение моего лица, Эдит нахмурилась, улыбка ее померкла.
– Всё еще ждешь, что я закричу и убегу? – поинтересовался я.
Она кивнула, пытаясь оставаться серьезной.
– Очень не хочется тебя разочаровывать, но ты далеко не такая страшная, как тебе кажется. Честно говоря, не представляю, как тебя можно испугаться, – беспечно заявил я.