Unknown

Моё экзотическое приключение на Канарах было легкомысленной, теперь кажущейся забавной, передышкой, от едко пахнущих потом и соляркой боевых будней подводника. Теперь я чётко помнил ту ночь, когда лежал на жёстком высоком ложе с воткнутой в вену медицинской иглой в комнате, похожей на операционную. Рядом послышался какой-то шум и я, преодолевая апатию, повернул голову в сторону этих звуков. В тёмном дверном проёме стоял человек небольшого роста, в котором я узнал, мельком виденного в таверне “Полипо“, юного оберфенриха цур зее из экипажа Макса.

Некрасивое, словно рубленное из дерева лицо парня горело от возбуждения. В руке он держал большой никелированный пистолет, похоже, парабеллум. Спиной к нему, прильнув к окулярам какого-то хитрого аппарата, сидел человек необычайно высокого роста. Это было понятно хотя бы потому, что гигант, и сидя, был выше на голову, стоящего у него за спиной, вооружённого юнца. Молодой немец, одетый в мешковатую для него гражданскую одежду, ловко сбросил с ног пару парусиновых туфель. Затем босиком, держа пистолет наизготовку, бесшумно направился в сторону увлечённого своим занятием высокого мужчины. Тот, плотно прильнув к окулярам прибора, похожего на огромный, как и сам исследователь, микроскоп, совершенно не реагировал на окружающее.

- Стой, Гюнт! Опусти оружие! – прозвучало откуда-то из невидимого для меня угла комнаты. Женщина говорила по-немецки с мягким незнакомым акцентом. Голос её был мелодичным и негромким, но в тоже время сильным и властным. Оберфенрих аккуратно положил пистолет на ближайший стеклянный стол, поднял обе руки вверх и дурашливо потряс пустыми ладонями в воздухе.

- Чаора Олора, королева моя! Если бы я знал, что моя обожаемая кузина здесь, в этом царстве лабораторных мышей, то я в жизни не позволил бы себе подобной вольности! Ну, захотелось мне попугать своих братцев-уродцев, а что они из себя начальство корчат? И этот полип туда же, командир головоногий! Приказывает ещё: ”Гюнт, сиди в таверне! Гюнт, не высовывайся!”

Здоровяк у микроскопа, наконец, прервал свои исследования и, испустив тяжёлый вздох, повернулся на своем винтовом стуле к разболтавшемуся юнцу. Тот развязно махнул рукой и, повернувшись, пошёл к месту, где лежал я. Здесь он уселся на покрытый белым чехлом круглый стул, положив локоть на лежанку, прямо у моего изголовья.

- Гюнт, ты всё-таки непроходимо тупой, самоуверенный шваб! – заговорил великан по-немецки - Ну, как ты мог всерьёз полагать, что я не засёк тебя, ещё у входа в нору. Скажи спасибо, что Чаора вмешалась, помешала хорошенько намылить твою щенячью шею. Осьминог всё-таки тебя пристрелит когда-нибудь. Ума не приложу, как он тебе прощает твои однообразно-гадкие, с песьим воем и придушиванием, выходки. У вас, видимо, одинаково извращённое чувство юмора. Скажи спасибо, что для него, как испанца, понятие кровного родства и семьи священны. Как бы тебе не хотелось, Гюнтер, но он твой троюродный брат.

- На да, разумеется! Напомните мне ещё многоуважаемый профессор, что вы мой любимый двоюродный дядюшка из Монтевидео, а то я забыл что-то“ - капризно, с интонациями вздорного подростка ответил Гюнтер.

- Да уж, Гюнт, никак я не могу принять того факта, что с тобой беседовать бесполезно. Как говорится: “В большом гнезде всегда окажется хотя бы один кукушонок“ – с усталой безнадежностью, махнув богатырской дланью, закруглился гигант-профессор.

- Слава создателю всего сущего Ачаману! Мужчины, наконец, закончили свои многомудрые беседы! – вновь услышал я женский голос - Кстати, братья, наш гость пришел в себя, и поневоле, выслушивает наши семейные глупости.

Женщина наклонилась надо мной и я, наконец, увидел её лицо. Светлые, ниспадающие вдоль лица густые волосы оттеняли огромные, завораживающие, колдовские глаза. Они имели цвет пронзительно синей, с изумрудными прожилками, персидской бирюзы. Эти глаза, с пушистыми ресницами, похожими на крылья экзотической бабочки, были очень близко от моего лица и на миг, мне показалось, что они улыбнулись мне. У Чаоры был прямой, немного крупный нос и сросшиеся на переносице светлые, словно летящие стрелы, брови. Полные, чувственные губы, необычно сочетались с довольно крупным, что называется волевым подбородком с милой ямочкой посередине. Сказать, что она была красива, было бы неверно. Нет, это просто, слишком человеческое определение. Чаора приподняла мое изголовье и выпрямилась. Передо мной стояла богиня, словно сошедшая с древнегреческого Олимпа. Ростом чуть меньше своего могучего брата Агалафа, но с поистине царственной осанкой и какой-то очень естественной, изысканной грацией в движениях. Ей больше пошла бы белоснежная античная туника, но богиня была одета в банальный лабораторный халат, к тому же не девственно чистый. Чаора протянула мне стеклянный стакан, наполненный какой-то жидкостью.