Unknown

Это случилось в Бискайском заливе. Наш “Чиндлер”, подняв тучи донного ила, плавно лёг на мягкий грунт между двух подводных скал. Наверху перекатывались тяжкими волнами вечно штормящие воды ирландского побережья. Весь экипаж, боясь даже чихнуть, тихо сидел по штатным местам, словно учуявший кота мышиный клан. Люди молились об одном: только бы акустики двух британских кораблей нас не услышали. Над нами находились двое профессиональных убийц немецких подлодок: старый, бывалый корвет типа “Флауэр” и новенький большой фрегат “Ривер”. Англичане хитрили, делали вид, что ушли, а сами легли в дрейф, растопырив свои гидроакустические уши до самого грунта. Томми прослушивали сто семьдесят метров плотной океанской воды. Они готовы были уловить малейший звук, исходящий из субмарины. От случайного падения алюминиевой кружки на чугунную решётку палубы, до шума воды в фановой системе нашего единственного гальюна. Мы конечно не были настолько беспечны, чтобы в этой ситуации использовать толчок или даже просто разговаривать. Моряки притаились по своим отсекам, прислушиваясь к тревожному потрескиванию шпангоутов. Их испытывали на прочность семнадцать атмосфер давления забортной воды. Так в могильной тишине, при красноватом, тусклом свете аварийного освещения мы провели почти двое бесконечных суток. Ребята передвигались в отсеках, только по крайней необходимости, проявляя при этом звериную осторожность. Каждый из них боялся случайно зашуметь и тем самым не погубить себя и товарищей.

Через сорок пять часов нашей подводной осады стало ощущаться кислородное голодание. Регенерационные батареи были уже на пределе. Тысяча триста рег. патронов, наполненных каустической содой, были почти разряжены, а полтора десятка баллонов с кислородом пусты.

Выбора у меня не было, и я, было, дал команду на всплытие, но вместо звуков из груди вырвался какой-то придушенный хрип. Старпом, в ответ выпучил глаза и ответил невразумительным шипением. Тут до меня дошло, что в разряженной атмосфере подлодки речевой аппарат человека попросту не работает. Пришлось набрать полную грудь, того, что пока заменяло воздух и лишь тогда удалось прогудеть нечто похожее на членораздельную команду. Когда имеется выбор между смертью от удушья и гибелью на вольном воздухе, любой, разумеется, выберет второе. Всплыл “Чиндлер“, по закону подлости, под самым бортом у англичанина. “Томми“ и не собирались никуда уходить, и ждали нашего появления на поверхности, прекрасно зная технические возможности германских У-ботов того времени. Я имел лишь полминуты на то, чтобы отдраить верхний люк рубки и ещё девяносто секунд на проветривание отсеков. До фрегата “Ривер“ было рукой подать. Я с отчаяния попытался закурить сигарету, но тут же выбросил её - морской солёный воздух был в миллион раз желаннее. На британце заливалась боевая тревога, английские моряки лихо скатывались и легко возносились по трапам, занимая посты по штатному расписанию, но когда фрегат открыл по нам огонь, мы уже стремительно погружались обратно, в спасительные глубины Бискайского залива. Вот тогда нам и довелось вдоволь насладиться адской музыкой рвущихся глубинных бомб.

Субмарина не менее сложное сооружение, чем человеческий организм, а потому, и это подтвердит вам всякий бывалый подводник, как и человек, чувствует боль. При каждом разрыве глубинки взрывная волна гидроудара била не только по нашим нервам и перепонкам, но и по рёбрам жёсткости подлодки. Наш подводный корабль словно стонал от невыносимой муки. Это было похоже на жуткую пытку, когда палач избивает свою жертву, подвешенную на дыбе, деревянной палкой, нанося садистские удары по рёбрам несчастного. Через час после начала бомбёжки сработали защитные системы наших организмов. Нервы подводников онемели, словно обледенелые ветки деревьев на январском морозе. Люди утратили страх смерти, превратились в автоматы лишённые человеческих эмоций и только “Чиндлер“ продолжал страдать, отвечая на каждый удар взрывной волны по своему борту, тяжёлым, глухим стоном.

Носовой торпедный и кормовой отсеки дали течь, в лодку пошла забортная вода, но десятки часов тренировок не пропали зря. Экипаж устранил течи чётко и быстро. К счастью обошлось без прямых попаданий, иначе я бы не строчил сейчас свои мемуары. Между тем, наверху начинался сильнейший зимний шторм, обычный в это время года для Бискайского залива. Этот штормяга и спас наши просоленные задницы. Британцы, растратив на нас большую часть своего запаса глубинок, записали наш У-бот в утопленники и убрались восвояси. Мы со своей стороны, как могли, подкрепили их уверенность в нашей безвременной кончине. Плут “Чиндлер“ выбросил из кормового торпедного аппарата добрую порцию мазута, несколько спас жилетов и с полцентнера всякого плавучего хлама.